|
Она вяло покачала головой: – К чему? Лучше теперь же покончить – и ладно! «Проклятая баба, – подумал я. – Вот-то послал мне Господь удовольствие». Жалость легко и без боя уступила в сердце моем место злости и ненависти к этой женщине. Сердце сделалось жесткое, как камень. «Не понимаю я этих людей, – думал я. – Хочешь отравиться – сделай это без грома и шума, без оповещений и освещений бенгальским огнем. Нет, ей обязательно нужно поломаться перед этим, оповестить друзей и знакомых… Она бы еще золотообрезные карточки разослала: „Полина Владимировна Черкесова просит друзей и знакомых на soiree по случаю предстоящего самоубийства через отравление…“» Она сидела в прежней позе, задумчиво опершись на руку и глядя в стену. «Уйти, – гудело у меня в мозгу. – Но как уйти?» Обыкновенно это не представляет никаких затруднений. Сидишь, сидишь, потом зашевелишься, озабоченно взглянешь на часы и скажешь, вставая: «Ну, я пошел…» или «Ну, поползем, что ли…» – Куда ж вы, – говорит хозяин. – Посидите еще. – Нет, надо. Я и так уж засиделся. Завтра, надеюсь, увидимся в клубе или в театре… Да?.. И расстаешься довольный, смягчивший неловкость разлуки перспективой завтрашнего свидания. Я вздохнул и подошел к Полине. – Ну? Обещаете меня ждать вечером? Даете честное слово? – Честное слово надо сдержать, – пожала плечами хозяйка. – А я боюсь дать его. К чему эти отсрочки? Отговорить меня не может никто в мире. Позвольте… вы, может быть, спешите по делам? Так идите. Простимся – и я освобожу вас. «Простимся, – екнуло сердце. – Нет, я никогда не был убийцей! Я не могу ее оставить одну». «Еще бы, – прошипел отравленный злостью голос бухгалтера. – Список дебиторов, значит, может подождать? Директор его будет делать? Или, может быть, швейцар? Если вам так трудно и тяжело служить, – зачем себя насиловать. Гораздо честнее уйти и не вредить делу». Две, три, четыре минуты протекли в нудном, тянущем за душу молчании… Ах, надо же что-нибудь сказать, чтобы отвлечь эту сумасшедшую! – Прягина давно видели? – спросил я. – Что? Прягина? Давно. Он, кажется, уехал. – Говорят, что у него с женой что-то неладно. Опять он у этой немки стал бывать каждый день. – Что же, с ней и уехал? Или один? Я ответил с излишней готовностью: – Не знаю, но могу узнать. Хотите завтра узнаю и сообщу вам. Ладно? – Нет, зачем же. Мне это не нужно. И потом завтра! (Она иронически улыбнулась.) Вы, кажется, все думаете, что я шутила все это время? — 228 —
|