|
Однако я поехал, и, как говорил этот мудрый еврей, – конечно, влез в самую середку… * * *На позициях (под Двинском) ко мне привыкли как к неизбежному злу. Некоторые даже полюбили меня за кротость и веселый нрав. Однажды подсел я к солдатам в окопе. Сидели, мирно разговаривали, я угощал их папиросами. Вдруг – стрельба усилилась, раздались какие-то крики, команда – я за разговором и не заметил что, собственно, скомандовали. Все закричали «ура!», выскочили из окопов, побежали вперед. Закричал и я за компанию «ура», тоже выскочил и тоже побежал. Кто-то кого-то бил, колол, а я вертелся во все стороны, понимая по своей скромности, что я мешаю и тем, и другим… Люди делают серьезное дело, а я тут же верчусь под ногами. Потом кто-то от кого-то побежал. Мы ли от немцев, немцы ли от нас – неизвестно. Вообще, я того мнения, что в настоящей битве никогда не разберешь – кто кого поколотил и кто от кого бежал… Это уж потом разбирают опытные люди в главном штабе. Бежал я долго – от врага ли или за врагом – и до сих пор не знаю. Может быть, меня нужно было наградить орденом как отчаянного храбреца, может быть – расстрелять как труса. Бежал я долго – так долго, что когда огляделся, – около меня уже никого не было. Только один немец (очевидно, такого же неопределенного характера, как и я сам) семенил почти рядом со мной. – Попался?! – торжествующе вскричал я. Он вместо ответа взял на изготовку штык и бросился на меня. Я всплеснул руками и сердито вскрикнул: – С ума ты сошел?! Ведь ты меня так убить можешь! Он так был поражен моим окриком, что опустил штык. – Я и хочу тебя убить! – За что? Что я, у тебя жену любимую увез или деньги украл?! Идиот! Рассудительный тон действует на самые тупые головы освежающе: – Да, – возразил он сконфуженно, ковыряя штыком землю. – Но ведь теперь война! – Я понимаю, что война, но нельзя же ни с того ни с сего тыкать штыком в живот малознакомому человеку!! Мы помолчали. «Во всяком случае, – подумал я, – он мой пленник, и я доставлю его живым в наш лагерь. Воображаю, как все будут удивлены! Вот тебе и „плохое зрение“! Может быть, орден дадут…» – Во всяком случае, – сказал немец, – ты мой пленник, и я… Это было верхом нахальства! – Что?! Я твой пленник? Нет, брат, я тебя взял в плен и теперь ты не отвертишься!.. – Что-о? Я за тобой гнался, да я же и твой пленник? – Я нарочно от тебя бежал, чтобы заманить подальше и схватить, – пустил я в ход так называемую «военную хитрость». — 181 —
|