В глазах дяди забегали веселые искорки. Он хлопнул меня поощрительно конторскими счетами по спине так, что костяшки щелкнули, и сказал: – Щенок! Твоя математика – дура. Вот тебе пример: возьми или укради на базаре фунт свиного сала… – Я лучше куплю. – Покупай. Ты всегда был расточительным юношей. Возьми предположительно сто человек и поставь их шеренгой… – Поставил. – Дай первому подержать в руках этот фунт сала, чтобы он потом передал его второму, тот, подержав, – третьему, и так далее – до последнего… – Ну-с? – Что у последнего будет в руках?! – Конечно, фунт сала. Вскочил дядя и заревел, как тигр: – Болван! «Конечно, фунт сала»!! А в чем будут вымазаны руки у предыдущих, которые держали сало в руках? – В… сале. – Так вот тебе, откуда у меня домик!! Я человек честный, но деньги – то же сало… * * *Ну, разве не умный мой дядя?.. Еще до «теории Эйнштейна» он опрокинул всю математику вверх ногами. Мир праху его на железном крючке… Рассказчики*В купе вагона народу набилось очень много. Было это купе на четыре человека, а втиснулось в него одиннадцать. Большая часть пассажиров разговаривала, но все о скучном: о каком-то ужиленном у кого-то подряде, о дороговизне дров, о помещике Иване Никанорыче, об огурцах. Толстый рыжий господин с багровым лицом и выпученными глазами, попав в одну из пауз, шумно с хрипом вздохнул и предложил неожиданно: – Ехать нам еще долго, а спать все равно неудобно… Давайте рассказывать какие-нибудь удивительные случаи, которые произошли с каждым. Это бывает интересно. Все покосились на него пугливо и недоверчиво. – Какие там еще истории, – скептически сказал отец дьякон, занявший лучшее место – у окна. Поразил всех мужичонка, стоявший с узелком у притолоки и досель одинаково жарко и сочувственно принимавший все разговоры: и об огурцах, и об Иване Никанорыче, и о дровах… – Ах, да и истории же бывают, братцы, – вдруг оживился он. – То есть такие, такие, что ну-ну… На ночь оно глядя и рассказывать будто страшно. Все бывает; но знаете, что произошло с кузнецом нашим Колесниченко? Кузнец он был, и такой хороший кузнец, что прямо и непонятно, – чего это он так? – А что? – благожелательно спросил господин с рачьими глазами. – Нечистое дело вышло, от черного. Постукивал себе он, постукивал в своей кузнице, и подковывал, и сверливал, и шипу тебе, и то и се, не без того, что по праздникам выпивал, – да вдруг с такой спокойной благородной жизни – пришел в избу – вдов он был – пришел, любезные вы мои, взял да и повесился. И гвоздь-то был евонной работы – вот оно какие дела! — 137 —
|