Дьякон уже схватился за голову и застонал, раскачиваясь. – В лепешку? – Вот тут-то и самое главное, – восторженно вскричал пучеглазый господин. – Не в лепешку, о. дьякон. Отнюдь не в лепешку. А летит это он, достигает благополучно земли, становится на ноги, отряхается и идет как ни в чем не бывало. – Мигает, – захохотал мужичонка. – Одначе… Одначе… – растерялся дьякон. – Эт-то что ж такое? Как же это можно? С этакой высоты? Да это невозможно. – Говорю ж вам, сам видел, – с достоинством сказал пучеглазый. Наступила минута неловкого молчания. Сухой господин с желтым монгольским лицом и редкими волосиками на усах, не произнесший доселе ни слова и стоявший около мужичка (только им обоим и не было места), – вдруг шагнул к пучеглазому, протянул ему руку и пожал, крепко, благодарно потрясая ее… – В чем дело? – растерялся пучеглазый. – За что это вы? – Ах, я вам так благодарен, – серьезно заговорил желтый господин. – Видите ли, дело в том, что я и есть тот самый господин, который спрыгнул тогда с Эйфелевой башни. Но только мне никто никогда не верил, что было так удачно: «врете», говорят. Вы первый человек, который подтвердили. Все застыли, ошеломленные; но я не такой человек, чтобы остаться в тени в то время, когда мой ближний так удачно выдвинулся. Я встал, нагнулся к белокурой даме в красной повязке, схватил и даму, и повязку в объятья и стал осыпать поцелуями, приговаривая: – Родная моя! Голубушка! Какая приятная встреча!.. Если бы десять человек спрыгнули с десяти Эйфелевых башен, это не вызвало бы такого шума и скандала, как то, что я сделал… Дама вырывалась из моих цепких объятий, крича о защите, о. дьякон и рачий господин схватили меня за руки – превеселая была суматоха. – Он сумасшедший, – кричал дьякон. – Это вы его Эйфелем своим с ума свели. – Как он осмелился? Как? – визжала дама. Я выпустил ее из объятий и сложил руки на груди, приняв осанку, полную спокойного достоинства: – Скажите, господа, – спросил я. – Имеет право муж целовать свою жену? – Оно-то имеет, конечно, – сердито сказал о. дьякон. – Так то ж муж, а вы так, пришей кобыле хвост… – Нет-с, не хвост. При вас ведь эта дама говорила, что она жена писателя Аркадия Аверченко? – При нас! Слышали-с. – Ну, а я и есть писатель Аркадий Аверченко. Так и в паспорте написано. Полюбуйтесь. Никто ничего не понял, кроме человека, спрыгнувшего с Эйфелевой башни. — 140 —
|