|
– Да чего ж он стоял? – спросил муж. – Как чего? Просил милостыню. – Ну, в этом ничего страшного нет. – Особенного, конечно, в этом ничего не было, а только я все время замечаю: стоит он на углу и милостыню просит. Стоит и просит. – Что ж ему. с голоду умирать, что ли? – резонно возразил муж. – Я об этом и не говорю. Только вдруг, однажды, – можете себе представить, – этот нищий исчез! День его нет, два дня нет, три… Мне сначала это показалось удивительным, а потом я постепенно забыла. – Чем же все это кончилось? – нетерпеливо спросил гость. – Чем? А вот чем: ровно через десять дней от тети получилась телеграмма: «Дядя Терентий волей Божией тихо скончался». – Гм!.. так это что ж, – значит, этот одноногий старик и был ваш дядя Терентий? – Ничего подобного! Это был просто неизвестный старик. – Так что же вы находите в этом случае удивительного! – Как что?! Стоял, стоял старик – вдруг исчез. И что же – через десять дней умирает дядя. – И вы не знаете, куда делся этот старик? – Совершенно не знаю. – Может быть, он просто заболел или переменил стоянку. – Тогда зачем было умирать дяде? – Предположите, что он умер сам по себе. – Тогда почему и куда исчез старик? Нет, тут, как ни верти, есть какая-то неразрешимая странная загадка. II – Ну, со мной была история пострашнее, – сказал гость Тарантасов. – Ой, не надо! – капризно протянула хозяйка, подбирая ноги. – Или нет, расскажите! Я вас очень прошу! – Как вам известно, господа, я всегда живу в своем имении «Пятереньки». Живу я там безвыездно и только изредка наезжаю в уездный город Чмыхов, вам известный. Но однажды мне пришлось по делу о вводе меня во владение наследством, оставленным моим дядюшкой Ильей Никитичем, поехать в Петербург. Город громадный, улиц целая гибель, и дома все если не шести-, то семиэтажные. Как-то вечером зашел я к приятелю, что проживал в шестиэтажной махине на Гороховой улице. Говорили о том о сем, а главное, о разной чертовщине. – Вот, – говорит мой приятель, – ты живешь в деревне, бок о бок со всякой нечистью, с домовыми, а у нас, в городе, совершенно другая жизнь. Всю поэзию нечистой силы съели трамвай да электрическое освещение. А другой – паренек такой белесый, с косматым цветком в сюртуке – говорит: – Нет, знаете, в городе есть своя особая городская мистика, есть своя загадочная сущность, и я, – говорит, – утверждаю, что в городе та же нечистая сила осталась в полном объеме, только под влиянием культуры изменила она свои нравы и обычаи и надела другую личину. — 142 —
|