|
– Никольский!!! И как раз в этот момент налитые кровью глаза Саенки уставились в упор на Никольского. Никольский не спеша провел влажным языком по краю папиросной бумажки, оторвал узкую ленточку излишка, сплюнул, так как крошка табаку попала ему на язык, и только тогда отвечал вяло, с ленцой, с развальцем: – Что это вы, товарищ Саенко, по два раза людей хотите расстреливать? Неудобно, знаете. – А что? – Да ведь Никольского вчера расстреляли! – Разве?! И все опять помолчали: и отведенные в сторону, и сидящие на нарах. – А, ну вас тут, – досадливо проворчал Саенко, вычеркивая из списка фамилию. – Запутаешься с вами. – То-то и оно, – с легкой насмешкой сказал Никольский, подмигивая товарищам, – внимательней надо быть. – Вот поговори еще у меня. Пастухов! – Иду! * * *А через два дня пришли добровольцы и выпустили Никольского. * * *Не знаю, как на чей вкус… Может быть, некоторым понравился аббат Мори, а мне больше нравится наш русский Никольский. У аббата-то, может быть, когда он говорил свою остроумную фразу, нижняя челюсть на секунду дрогнула и отвисла, а дрогни челюсть у Никольского, когда он, глядя Саенке в глаза, дал свою ленивую реплику, – где бы он сейчас был? Разрыв с друзьями*Посвящается В. С. фон Гюнтер Вы – грязны, оборваны; на вас неумело заплатанное, дурно пахнущее платье; давно небритая щетина на лице, пыльные всклокоченные волосы, траур на ногтях, выпученные на коленках брюки и гнусного вида стоптанные опорки на ногах. Представьте это себе. Вы – опустившийся, подлый, пропитанный дешевой сивухой ночлежный человечишко, и вдруг в одном из гнилых, пахнущих воровством переулков вы встретили своего бывшего, прежнего друга – представьте себе это!! Он одет в черное, прекрасно сшитое, пальто, на руках свежие замшевые перчатки, на голове изящная фетровая шляпа, из-под атласного лацкана пальто виден чудесно завязанный галстук, приятно выделяющийся синим пятном на белоснежном белье; только что выбритые щеки еще не успели покрыться синевой, на них еще остался еле уловимый след дорогой пудры, а ноги обуты в изящные лаковые ботинки с замшевым верхом; а пахнет от вашего прежнего старого друга герленовскими Rue de la Paix… Он добр; он радушен; он не замечает вашей гнусности, оскудения и грязи… Радостно протягивает к вам руки и приветливо восклицает: – Ба! Приятная встреча! Ну, пойдем. И-и, нет, нет, – и не думай отказываться! Пойдем со мной в ресторанчик – тут есть такой с кабинетами закусим, выпьем, старину вспомним. Ну же, друг, не ломайся. — 248 —
|