|
И тут обе серые фигуры впервые чрезвычайно удивились: – Неужто не знаете, товарищ? Я от Первого Петроградского университета, а он от Третьего Петроградского районного. Это ж наше сокращенное имя: Перпетун и Трепетун. Миша Троцкий*Как известно, у большевистского вождя Льва Троцкого есть сын, мальчик лет 10–12. Не знаю, может быть, у него еще есть дети – за истекший год я не читал «Готского Альманаха», – но о существовании этого сына, мальчика лет 10–12, я знаю доподлинно: позапрошлым летом в Москве он вместе с отцом принимал парад красных войск. Не знаю, как зовут сына Троцкого, но мне кажется – Миша. Это имя как-то идет сюда. И когда он вырастет и сделается инженером – на медной дверной доске будет очень солидно написано: «Михаил Львович Бронштейн, гражданский инженер». Но мне нет дела до того времени, когда Миша сделается большим. Большие – народ не очень-то приятный. Это видно хотя бы по Мишиному папе. Меня всегда интересовал и интересует маленький народ, все эти славные, коротко остриженные, лопоухие, драчливые Миши, Гриши, Ваньки и Васьки. И вот – когда я начинаю вдумываться в Мишину жизнь – в жизнь этого симпатичного, ни в чем не повинного мальчугана – мне делается нестерпимо жаль его… жаль его… За какие, собственно, грехи попал мальчишка в эту заваруху? Не спорю – может быть, жизнь этого мальчика обставлена с большою роскошью – может быть, даже с большею, чем позволяет цивильный лист: может быть, у него есть и гувернер – француз, и немка, и англичанка, и игрушки, изображающие движущиеся паровозы на рельсах, огромные заводные пароходы, из труб которых идет настоящий дым – это все не то! Я все-таки думаю, что у мальчика нет настоящего детства. Все детство держится на традициях, на уютном, как шелест волны, быте. Ребенок без традиций, без временем быта – прекрасный материал для колонии малолетних преступников в настоящем и для каторжной тюрьмы в будущем. Для ребенка вся красота жизни в том, что вот, дескать когда Рождество, то подавайте мне елку, без елки мне жизнь не в жизнь; ежели Пасха – ты пошли прислугу освятить кулич, разбуди меня ночью да дай разговеться; а ежели яйца не крашеные, так я и есть их не буду – мне тогда и праздник не в праздник. И я должен для моего детского удовольствия всю Страстную есть постное и ходить в затрепанном затрапезном костюмчике, а как только наступит это великолепное Воскресение, ты обряди меня во все новое, все чистое, все сверкающее да пошли с прислугой под качели! Вот что-с! Да что там – качели! Я утверждаю, что для ребенка праздник может быть совсем погублен даже тем, что на глазированной шапке кулича нет посредине традиционного розана или – сливочное масло поставлено на праздничный стол не в форме кудрявого барашка, к чему мальчишка так привык. — 244 —
|