Том 3. Черным по белому

– Вернее, полуживой!

– Полуживой рождественский мальчик. «Замерзающий мальчик!» Какая в этом образе для литературно изысканного вкуса пошлость! Даже во рту кисло.

– И вот ты возьми: может быть, если бы мы были простыми мужиками или рабочими, которые даже не слыхали о рождественских рассказах, – мы бы подобрали его, обогрели, накормили и, пожалуй, елочку ему соорудили. На тебе, мил человек! Получай удовольствие! А завтра бы проснулся он чистенький, в теплой постельке, и над ним бы склонилось добродушное скуластое лицо бородача-рабочего, который неуклюже пощекотал бы его грубым мозолистым пальцем.

Полторакин насмешливо взглянул на говорившего Вздохова.

– Ого! Импровизация. На тему о замерзавшем и спасенном мальчике?!

– Фу, ты! Действительно, – смущенно рассмеялся Вздохов. – «Сюжетец»! А ты знаешь – я всё могу простить человеку, но не тривиальность! Но не пошлость! Но не шаблон! Пойдем.

– Постой, – несмело остановил его Полторакин, поглядывая на забившегося в угол мальчика. – Не ужели оставить его так? А, может, отвести его куда нибудь?… Обогреть, что ли?… Покормить?… Переодеть, что ли?..

– Так, так, – поморщился Вздохов, будто кто нибудь скрипнул гвоздем по тарелке. – Так, так…

А завтра малютка проснется в теплой постельке, и над ним склонится твое бородатое лицо, и указательный палец неуклюже потянется к подбородку рождественского мальчика, с целью пощекотать оный… «Сюжетец»!..

– Экий ты яд, – пожал сконфуженно плечами художник. – Ну, в таком случае, пойдем.

– То-то. Да! Так о чем я тебе говорил? – О сюжетах же.

– Ну, вот. И имей в виду, что сюжет рассказа такая вещь, которую…

Голоса разговаривающих замолкли в отдалении. Мальчик в углу подъезда тоже замолк. Постепенно его темную фигуру совершенно занесло белым снегом.

И замерз он так, совсем замерз, не подозревая даже, что это – затасканный сюжет.

Встреча

Два господина приближались друг к другу с разных концов улицы… Когда они сошлись – один из них бросил на другого рассеянный, равнодушный взгляд и хотел идти дальше, но тот, на кого был брошен этот взгляд, – растопырил руки, радостно улыбнулся и вскричал:

– Господин Топорков! Сколько лет!.. Безумно рад вас видеть.

Топорков посмотрел восторженному господину в лицо. Оно было полное, старое, покрытое сетью лучистых ласковых морщинок и до мучительности знакомое Топоркову.

Остановившись, Топорков задумался на мгновение. Знакомые лица, образы, рой фактов с сумасшедшей быстротой завертелись в его мозгу, направленные к одной цели: вспомнить, кто этот человек, лицо которого, будучи таким знакомым, ускользало из ряда других, вызванных торопливой, скачущей мыслью Топоркова.