– Вот он, – прошептала она подоспевшему к ней юркому поклоннику, опираясь на его плечо. – Вот место моих детских игр и забав… Вот на этой калитке я любила кататься, схватившись за щеколду. Калитка скрипела, а мне казалось, что это какая-то рыжая птица, я срывалась и бросалась к этой кузнице, которая была излюбленным местом наших сборищ. Мы любили сидеть тут, вот на этих палках… Как они называются? К которым еще лошадей привязывают… – Коновязь? – Не знаю, право… Так вот… И кузнец был черный, грубый и всегда кричать нам: «Эх, поджарю я вас, чертенят!» Но только мы его не боялись, потому что он был добрый. – Гм! – сказал поклонник, – прямо-таки это поразительно. – А вот это колодец, видите? Я чуть в него не свалилась однажды. Хотела плюнуть в него, перевесилась и… Ах! А вот это – смотрите-ка! В этом домик жила моя подруга Таша Тягина. Боже мой! Ах, мне плакать хочется… Всё, всё тут, как было… И эта будочка, где квас продают – в стене, и эта деревья. Смотрите-ка, я лазила иногда к Таше через этот забор, когда ее наказывали. Видите, в саду там белая постройка – это баня. Ее в баню запирали, а я к ней лазила. Ее родители строго держали. – Ах, какие мерзавцы! – ахнул старательный, готовый на всё, поклонник. – Повесить их мало! Коле совать таких изуверов. – Что вы! Они были хорошие люди. И крыльцо таким же осталось!.. Я помню, мы однажды свалились с него вместе с Ташей, и я ударилась виском о такую металлическую штуку, которой с подошв грязь счищают. Видите – вот эта штука до сих пор… И даже грязь на ней засохшая… Милая грязь! А вон – то домик околоточного. Мы его очень боялись, потому что он пьяных бил. А в комнатах у него масса птиц. – А что, если эта милая, эта очаровательная ваша подруга Таша – еще здесь? – спросил поклонник. – Нельзя ли узнать? Я бы крепко поблагодарил ее за дружбу, которую она питала к вам. – А это хорошо, знаете! – загорелась Марья Николаевна. – Господи! Это было бы такое счастье. В это время сгорбленный седой старик показался на крыльце домика, перед которым столпились актеры. – Вот он, – зашептала Марья Николаевна, хватая поклонника за руку. – Как он постарел. А вот из ворот вышел их работник Веденей. Вот я сейчас его спрошу. Эй, Веденей, милый! Узнаешь ты меня? Чернобородый Веденей подошел ближе и сказал: – Чего извольте? А я не Веденей даже. – Что ты говоришь! Не могла же я забыть твоего имени. Еще ты нас с Ташей на лошади катал. — 230 —
|