- Что тогда? – Настя почувствовала сильную тревогу, рассказ глубоко тронул ее. Василий очнулся и продолжил.
- Тогда она исчезла на ночь. В три часа ночи позвонила и сказала: "Я сегодня не приду". "Хорошо, - спокойно ответил я. – Доброй ночи, до завтра". Повесил трубку. Через минуту снова звонок. "Тебя что, даже не интересует, где я?" "Я рад, что ты позвонила и с тобой все в порядке. А где ты – сама расскажешь, если сочтешь нужным". В трубке раздались рыдания. Ломающимся голосом она прокричала: "Я у мужчины! Мы трахаемся здесь! Трахаемся!" "Ну, когда потрахаешься, возвращайся домой". Я отключил телефон, так как не испытывал никакого желания всю ночь выслушивать истерики. Да и надеялся, что она просто стоит где-то за углом и вот-вот вернется. Меня охватила некая тревога, но я связал ее с тем, что завтра меня ожидает ее новая истерика или неприятное выяснение отношений. Признаться, я не мог уснуть в эту ночь. Тревога нарастала. Я включил телефон, набрал номер ее мобильника, но теперь он оказался отключенным. И тут я в очередной раз вспомнил, что она все-таки моя бывшая пациентка, да не простая, а с суицидальными наклонностями. Которые, правда, никак не проявлялись в последнее время. Рано утром я пошел гулять. Долго бродил по городу. Дошел до Исаакиевского, вышел на Невский, на Фонтанку – в общем, проделал внушительный моцион, так что домой вернулся уже в полдень. На вешалке висело ее пальто, я облегченно вздохнул. В ванной лилась вода. "Отлично, - подумал я, - после душа я устрою ей показательную сцену ревности, чтобы она немножко успокоилась, ну а потом мы займемся любовью или будем что-то писать". Я прошел на кухню, заварил чай. Минут через десять спохватился, осознав, что вода в ванной льется подозрительно ровно. Очень недоброе предчувствие охватило меня, и я, как был с чашкой в руке, с бешено колотящимся сердцем, подбежал к двери ванной и постучал. Ответа не было.
Настя слушала, затаив дыхание. У нее тоже колотилось сердце.
- Тогда я резко дернул дверь и взломал замок. Вот и все.
- Что все?
- Порезанные вены, полная ванна крови, немигающие глаза. Растерянность, ужас, бессилие. Потом внезапная вспышка злобы. "Что же ты наделала, дура!" – заорал я и бросил в нее чашку. Чашка угодила в лицо, оставив под глазом след. Когда я в панике вытаскивал ее из ванной и перевязывал руки, она еще что-то шептала белыми губами. Я вызвал "скорую". Два часа адского ожидания. "Скорая" опоздала. Когда врачи приехали, Персефоны уже не было. Дальнейшее я помню плохо, все происходило, как во сне. Милиция. Какие-то допросы. Дело о доведении до самоубийства. Персефона не оставила записки. И еще след от чашки так некстати. Хороший адвокат. Условный срок. Хотя признаюсь, мне было бы гораздо легче, если бы я отсидел в тюрьме. Ну а дальше - дни и ночи перемешались. Персефона отправилась в Подземное Царство. Я же сам окончательно превратился в Аида, в каковом виде ты меня и застала…
Быков вновь уставился в точку, находящуюся в виртуальном пространстве за окном, и сидел, как будто застыл в каталепсии. Настя несколько минут не решалась, но потом все-таки спросила:
— 55 —
|