- И что дальше? – вырвалось у нее.
- О-о-о… Это была самая страстная женщина из всех, кого я знал. Ее первоначальный облик непреступной Снежной Королевы настолько резко контрастировал с тем, как она отдавалась! Она предавалась страсти с таким безумством, с таким огнем! Когда она первый раз закричала в тот момент, когда я вошел в нее, я подумал что это от боли, сопровождающей дефлорацию. Но нет. Кричала она не от боли, кричала она от страсти. При чем всякий раз, когда мы занимались любовью. Порой приходилось закрывать ей рот, чтобы соседи не вызвали милицию. Моя рука была постоянно искусана. Через неделю она переехала ко мне. Я снова был влюблен и счастлив. А осознание того, что я живу с пациенткой, пусть и бывшей, и что существует бессознательное, которое в любой момент может выкинуть свой козырь, я старался подавить, надеясь, что чаша сия нас минует. И тому были подтверждения. Персефона не проявляла никаких симптомов подавленности или тоски. Напротив, была неизменно весела, общительна. И вскоре я уже верил, что корень болезни вырван и наступило полное излечение. Нас сближал не только секс. Несмотря на большую разницу в возрасте, она разделяла мои интересы и образ жизни. А кроме того, мы задумали писать книгу. Миф об Исиде и Осирисе, перенесенный в наше время. Я неплохо разбирался в мифологии, Персефона отлично владела литературным языком. Мы оба не сомневались, что напишем прекрасный роман. Было даже сочинено несколько набросков, эскизов. Первая глава романа. Но когда история с Персефоной закончилась, я удалил эти файлы.
- Персефона тоже покинула тебя? – сочувственно спросила Настя.
- Покинула. Хотя несколько иначе, чем Лилит и Заря-Заряница. Но не будем забегать вперед.
- Конечно. Извини. А каков был сюжет романа?
- Начинался он примерно так. Изида – не великая богиня, а простая женщина, не египтянка, а наша соотечественница, обесточенная и сломленная внезапной потерей того, кто был смыслом и полнотой ее бытия, собирает вдоль реки расчлененные останки Озириса. "Я хочу, чтобы ты жил" – плачет она. И где-то из Тени, из царства смерти, доносится до нее голос убитого Озириса – "Я хочу, чтобы ты была счастлива". В этом голосе звучит бессилие и отчаяние – мужчина погиб, он уже не может быть защитником и поддержкой для своей женщины, он не может уберечь ее от посягательств своего убийцы – Сета, не может защитить от его козней маленького сына. Разнообразные мифы, переживаемые как бы простыми людьми, не имеющими божественных сил и знаний, слабыми, противоречивыми, беззащитными и уязвимыми. Орфей, оглядывающийся назад и теряющий Эвридику навсегда, Инанна, стоящая обнаженной перед Эрешкигаль. Кадры из узнаваемых фильмов, цитаты из художественных книг и священных текстов. Постмодернистский роман, в основе которого лежал мифологический сюжет.
- Ты можешь все это вспомнить?
- Зачем?
- Книгу писать будем.
- Ну, во-первых, я все забыл. Во-вторых, мы будем писать совсем про другое. История про Велеса и Азовушку должна быть куда более жизнеутверждающей.
- И что, никакого драматизма?
- Драматизм, конечно, нужен, но ни в коем случае не трагедия. Мы же с Персефоной писали именно трагедию.
- Извини, я перебила тебя. Что у вас было дальше?
- После двух месяцев опьянения влюбленностью и обретенным, казалось уже навек, счастьем, потихоньку стали проявляться обиды, размолвки, непонимания. Впрочем, это естественно, и любой более-менее зрелый человек готов к этому. Потому я воспринял первую обиду Персефоны достаточно спокойно. Она просила, нет, требовала, чтобы я ежедневно по многу раз говорил ей о том, как я ее люблю. Поначалу так и получалось. Но все-таки я не хотел, чтобы эти слова стали повседневными и со временем приелись. Я желал беречь их, чтобы каждое признание было ярким событием для нас обоих. Она обижалась и утверждала, что я разлюбил ее. Считая это капризами молодой девочки, я оставался при своем мнении, а она обижалась все чаще. Когда она куда-то уходила и возвращалась, я ни о чем не спрашивал. Опыт жизни с Лилит дал мне хорошую закалку и своеобразную прививку против ревности. Для нее же это было оскорблением. "Ты меня не ревнуешь – значит, не любишь". Мои возражения о том, что возможна любовь без ревности, не успокаивали ее. Тогда она стала исчезать уже надолго. Приходила домой заполночь. Но я и тут не проявлял признаков ревности. А зря, надо было подыграть хотя бы. Тогда…
Василий опять замолчал, и сидел, уставившись невидящими глазами в окно.
— 54 —
|