|
Три поэта Когда ударил грозный залп "Авроры" И взяли власть в стране большевики, Служили революции опоройНе только пулемёты и штыки. Служило слово письменно и устно — Побольше слов, как можно больше слов! Хотелось им привлечь к себе искусство, Его уже известных мастеров. Пусть этот — шут, а этот полон злобы, А тот вещает гибель и конец, Велели Луначарскому для пробы Собрать их всех в Таврический дворец. И вот призыв, подобие декрета. Из тех, кто был поблизости и мог, Пришли на зов всего лишь три поэта: В. Маяковский, Рюрик Ивнев, Блок. Казалось им (а каждый прям и честен), — Что их зовёт история, страна. Но льётся кровь, и надо чтоб за песнейБыла стрельба в подвалах не слышна. Казалось им — бессмертные страницы. Сбываются мечтания и сны. Но ворошатся царские гробницы, И храмы все уже обречены. Казалось им — возвышенная повесть. Нет, летопись! Правдивый звон строки... Но начинают действовать на совесть На дальнем Белом море Соловки. Казалось им, что путь добра приемлют, Но в хлюпанье поспешных грязных ям, Но в землю, в землю, в землю, в землю, в землю Ложатся миллионы россиян. Их было трое. В круге этот узком Звучал недолго благовестный стих. Блок умер первым, ибо самым русским И самым честным был он из троих. Он умер не от тифа, не от раны (Небрит, прозрачен, впалые виски), Но оттого, что понял слишком рано... Сказать точнее, просто от тоски. Второй пытался встать на горло песне, Что значит петь не сердцем, а умом. Но час придёт и выстрел сухо треснет, Прощай, Москва — Гоморра и Содом! Постигший бездну вовремя погибнет, Возможность мук погибнет вместе с ним. Я думаю, за что же Рюрик Ивнев Особой казнью столько лет казним?.. Глядеть на всё. Ползут десятилетья. Всё понимать. И помнить, чёрт возьми! Россия. Блок. А эти... как их... эти... Когда-то были всё-таки людьми. Он помнит — были. И РОССИЯ — тоже. И сам он был, как если бы во сне. Ползут десятилетия. О Боже, За что печёшь на медленном огне? День настаёт. Разносятся газеты. Из года в год один и тот же слог. Их было три восторженных поэта: В. Маяковский, Рюрик Ивнев, Блок. Настало время поговорить о поэзии в контексте Антропогенеза, её особенностях, свойствах и возможностях, намного превышающих по своему воздействию возможности прозы. Гарсиа Лорка определил её так: "Поэзия — это способ жизни, способ возвышенно мыслить, глубоко чувствовать и предельно точно выражать свои мысли и чувства". К этому можно добавить, что настоящая поэзия подобна формулам с до предела сжатым смыслом и концентрацией мыслей и чувств. В коротком талантливом стихотворении есть и воспринимается то, что невозможно вместить и выразить в многообъёмной прозе. Вспомним К. Симонова "Жди меня" и прекрасный кинофильм, по нему поставленный. Мне думается, что даже этот замечательный фильм с талантливыми исполнителями не полностью выразил смысловое и эмоциональное содержание стихотворения, — это в принципе, мне кажется, невозможно. Почему? Дело в том, что словесные конструкции, предложения и словосочетания не в силах передать всю силу чувств и глубину смысла. Заключённые в правильные слова мысли претерпевают часто серьёзные искажения. Недаром в Священном Писании сказано именно об этом: "Слово изречённое есть ложь". На языке теории информации это есть утверждение о неизбежности помех в источнике информации и линии её передачи. Так вот, настоящая поэзия, обладая значительно большей свободой от правильных словесных конструкций и даже отдельных слов, имея в своём арсенале широкий спектр средств выражения мыслей автора и воздействия на эмоциональную сферу воспринимающего (рифма, ритм, музыка слова), способна в значительно большей степени, чем проза низводить в нашу жизнь Божественные первоэлементы (Истину, Любовь, Добро и др.) через сознание человека, делая его чище и добрее. Поэзии свойственны более, чем чему бы то ни было, иносказания и многозначность смыслов, в том числе и заключённых между строчек. Слова в стихах часто играют роль лишь пусковых импульсов, возбуждая ассоциации смысловых и эмоциональных рядов. По своему очищающему воздействию на сознание и душу человека и подключению его к животворящей суперсиле Божественного Разума поэзия зачастую достигает уровня молитвы, как способа разговаривать с Творцом и полного предания себя Его Воле. Не случайно столько величайших мыслителей и истинных философов были превосходными и даже гениальными поэтами. Вот только некоторые имена. Ф. И. Тютчев и М. В. Ломоносов, Гёте и Данте, В. С. Соловьёв и Д. Л. Андреев, А. К. Толстой и А. Фет, Давид Самойлов и Расул Гамзатов, не говоря уже о Пушкине, Лермонтове, Блоке. А. С. Пушкин утвердил своим творчеством Дар вестничества как высшую форму художественной гениальности, а Пророка как конечную цель эволюции Вестника. Созданный им на экваторе своей творческой жизни в 1826 году "Пророк" есть не что иное, как гениальная исповедь Посвящения. Под занавес тысячелетия, в год двухсотлетия со дня рождения нашего Гения, Вестника и Пророка, объявленный ЮНЕСКО годом Пушкина, проявились наши возможности и обнажились проблемы культуры одичавшего в своей значительной части человечества. Было продемонстрировано чудовищное непонимание Пушкина, как лучшей части нашей жизни, которое в сочетании с тупым и невежественным высокомерием превзошло всё то, что в бытность поэта вынудило его написать стихотворение "Поэт и толпа", которое иначе как вопль отчаяния воспринимать нельзя. Чего только стоит "Непричёсанная биография" некоего Аринштейна, представляющая собой неприкрытое глумление над нашей культурой. Таким, как он, можно ответить лишь словами самого Александра Сергеевича: — 91 —
|