Сиддхартха

наказываешь?

-- Нет, Васудева, я ничего подобного не делаю.

-- Знаю. Ты его не неволишь, не бьешь, не приказываешь ему, так как

знаешь, что мягкое крепче твердого, вода сильнее скалы, любовь сильнее

насилья. Прекрасно, я одобряю твой образ действий. Но не ошибаешься ли ты,

полагая, что ты его не принуждаешь, не наказываешь? Разве ты не налагаешь на

него цепей своей любовью? Не пристыжаешь его ежедневно, не подавляешь своей

добротой и терпением? Разве ты не вынуждаешь его, этого высокомерного и

избалованного мальчика, жить в хижине в обществе двух стариков, питающихся

бананами, считающих даже рис лакомством, в обществе людей, мысли которых не

могут быть его мыслями, сердца которых стары, бьются тише и иначе, чем его

сердце? Разве все это не является для него принуждением, наказанием?

Пораженный Сиддхартха опустил глаза. Потом тихо проговорил:

-- Что же, по-твоему, я должен делать? И Васудева

ответил:

-- Отведи его обратно в город, верни в дом матери -- там, наверно, еще

остались прежние слуги. А если никого не оста лось, то отведи его к учителю

-- не ради учения, но чтобы он попал в общество других мальчиков и девочек,

чтобы он попал в тот круг, к которому принадлежал раньше. Тебе никогда не

пpиходило это в голову?

-- Ты видишь мое сердце насквозь,-- печально произнес Сиддхартха.-- Не

раз я думал об этом. Но посуди -- как могу я оставить его в этом мире, при

его и без того не кроткой натуре? Не станет ли он еще более своенравным, не

увлечется ли наслаждениями и властью, не повторит ли он все ошибки своего

отца? Кто знает, не погибнет ли он окончательно в сансаре?

Еще ярче засияла улыбка перевозчика. Он ласково дотронулся до руки

Сиддхартхи и сказал:

-- Спроси об этом у реки, друг. Послушай, как она будет смеяться над

твоим вопросом. Неужели ты серьезно полагаешь, что твои ошибки могут

избавить твоего сына от подобных же ошибок? И каким способом ты можешь

уберечь его от сансары? Учением, молитвой, увещаниями? Милый, неужели ты