Сиддхартха, чтобы не отлучаться от сына, принял на себя все домашние и полевые работы. Долгое время, долгие месяцы ждал Сиддхартха, что сын наконец поймет его, примет его любовь,-- быть может, ответит взаимностью. Долгие месяцы ждал и Васудева, молчал и не вмешивался. Но однажды вечером, после того, как Сиддхартха-мальчик снова измучил отца своими капризами и упрямством, причем умышленно разбил обе имевшиеся в хижине миски для риса, он отвел своего друга в сторону и заговорил с ним о сыне. -- Прости,-- сказал он,-- но моя дружба к тебе не позволяет мне больше молчать. Я вижу, что тебя мучает, вижу, какое у тебя горе. Твой сын, милый, причиняет тебе заботу, да и мне также. Не к такой жизни, не к такому гнезду привыкла птичка. Ты отказался от города и богатства из пресыщения и отвращения, он же против воли должен был покинуть все это. Я спрашивал реку, друг мой, много раз спрашивал ее. Но река смеется -- она смеется над нами обоими, над нашей глупостью. Вода стремится к воде, молодость тянется к молодости. Твоему сыну здесь не место -- ему нужна для правильного роста другая почва. Спроси и ты реку, прислушайся и ты к тому, что она говорит. С горестью взглянул Сиддхартха на морщинистое лицо друга, всегда такое ясное и приветливое. -- Но как могу я расстаться с ним? -- сказал он тихо и сконфуженно.-- Дай мне еще сроку, милый. Ведь я борюсь, я всеми силами стараюсь покорить его сердце; любовью и ласковым терпением я хочу полонить его. Пусть и он со временем научится понимать реку. И он из числа призванных. Улыбка Васудевы расцвела еще теплее. -- О да,-- и он из призванных, и ему предстоит жизнь в вечности. Но знаем ли мы -- ты и я -- к чему он призван, к какому пути, к каким делам, к каким страданиям? Немало ждет его в жизни страданий, ведь сердце у него гордое и суровое, много страданий, много ошибок, много несправедливостей выпадет на его долю, немало грехов он взвалит себе на плечи. Скажи мне, милый: ты ведь не воспитываешь твоего сына? Не неволишь его? Не бьешь, не — 81 —
|