Вот почему, когда я понял, что произошло, мне стало ясно, что об этом нужно рассказать. Хотя бы, чтобы закончить то, что он начал. То, что показалось многим шалопайством с трагическим исходом, было совсем не иллюстрацией к дешевым брошюрам "О вреде наркотиков". Нет, это было... почти научным подвигом. Не "почти подвигом" -- "почти научным". Чем-то вроде прививки себе опасной болезни. Было ли сделано это осознанно? Не знаю. Во всяком случае, он не раз говорил, что понимает: из астральных путешествий можно и не вернуться (а иногда -- что ему и не хочется возвращаться!). Есть люди, да и целые страны (за примером не нужно далеко ходить), которые на своем опыте показывают опасности и трудности того или иного пути. Это важная, хотя и очень неблагодарная миссия и судьба многих (я чуть не написал -- "безрассудно"; нет -- очень "рассудно") смелых исследователей. Хэрри был из таких. Когда первый острый приступ жалости к себе, вызванный известием о Хэрриной гибели, прошел, в голову полезли обычные вопросы: почему? Почему он погиб? Почему его жизнь оборвалась на взлете духовного роста? Почему он не доделал на Земле так много из того, что мог бы доделать? И так далее. В голову приходили самые разные ответы: от формулы Сведенборга "Каждый получает столько Божественной Благодати, сколько способен принять" -- до мыслей о том, что его стремление в астральный мир сделало, по крайней мере сейчас, жизнь на Земле бесполезной. Может быть, когда-нибудь потом... Мысли, мысли... А потом -- не через сорок дней после смерти, а гораздо позже -- я почувствовал, что наша связь не прекратилась. Он мне не снится. Мне вообще трудно это объяснить. Но мы по-прежнему связаны. И по-прежнему, как это было всегда, я мысленно обращаюсь к нему, когда пишу. И стараюсь ответить на вопросы, которые он мог бы задать мне. И сказать что-то важное для него. Хотя, конечно, я не знаю, что для него сейчас важно. Да и вообще, — 89 —
|