|
- Ага. Уймусь. … Плыли мы долго, быстро, далеко. Уплескали от берега километров на пять-шесть. Разлеглись на воде, ручки-ножки разбросав… расслабившись… Легонько покачивало. Не видать было ни берегов, ни прибрежных огней. Только – тёмно-синие, дышащие друг к другу – море и небо. Звёзды… Море ощущалось, как огромный доверчивый ребёнок, добродушный, умиротворённый. Вернулся покой. Вернулось молчание. ………. …шёпот… шёпот… шёпот… Отовсюду, повсюду, везде: шёпот… шёпот… шёпот… Море говорило с нами, обращалось к нам, присоединялось к говорливой многонаполненности нашего молчания. Пространство-шар… Из нас… вокруг-помимо нас… во всём… изо всего… - проступила сверкающая нить. Она проступила сердцевиной шара, и была настолько насыщенной, настолько пронзительной в насыщенности своей, что не позволяла шару иметь сферического оконтурья, превращая пространство – в Пространство, в зародыш, распирающий сомкнутый монолит скорлупы. Море распахнулось. Мы с Мишей пошли не то что бы по дну или по нижним водам, - а по безличной сущности-изнанке Моря. И, по изнанке – радостно, аж дух захватывает! – скольжение... Отсюда открывались тропиночки… Куда угодно! Можно было зашагнуть в любое время, в любой бытийный слой, - во что угодно! Можно было принять любой облик, любое сознание, - не теряя ничего своего, будучи собой, но собой – любым… Я сразу это понял. И следом за тем – сразу – пришло ощущение званности: нас приглашали. Я потянулся к приглашению… Но Миша, раскинув напряжённые, дрогнувшие чуть, ладони – опоясал нас облачком, и облачко вынесло, и меня и его, обратно, в синее ночное Море. - Твоё движение, если бы оно оформилось – начало большой работы, - шепнул мне Черноярцев. – Не сейчас, Сева… Потом… После… ………. Мы поплыли к берегу. Подплывая, я разглядел возле места, где мы оставили одежду, тонкую женскую фигурку. Женщина махала нам рукой. Вылезли. Я с интересом уставился на ночную гостью. Ошеломляющие, восхитительные глаза! – мерцающие… Да и вообще – красавица. То, что она уже не слишком молода, можно было понять разве только по густой седине в её короткой, но пышной гриве, по лёгкой, почти невесомой проливи едва заметных тонких морщинок… — 91 —
|