|
………. Миша оказался прав. Когда я вернулся, у меня уже больше не было ни дома, ни семьи. А потом – хлынуло… :::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::: СТАРЫЙ ЛЕС… СКАЗКА…
Осенние ночи 2002 года были холодными. В Парк, где, зарабатывая на хлеб, я угнездился сторожем летнего кафе, почти каждую ночь прибредал морозец. Мне приходилось – порыскав по окрестностям в поисках досок, палок, сухих веток – разводить в мангале огонь; грелся, любовался пламенем… Парк находится в центре города. Через него пролегают трассы всех ночных ходоков: опоздавших на последний транспорт, изрядно надравшихся (что, как правило, сопряжено с осознанием своего одиночества), сексуально озабоченной молодёжи, всяких-прочих неясных особей… бомжей… Разумеется, многие льнули к огню. Городские люди вообще стали забывать, что это такое – пылающий в заиндевелую ночь огонь. Они воспринимают его где-то на грани: между несказанным волшебством и пустотно-грохотным обманом… Чёрная одежда, длинные волосы, борода – частенько вводили путников в заблуждение: очень многие принимали меня за священнослужителя, подрабатывающего ночным сторожем. Упрямо лезли за теологическими консультациями, требовали, бухаясь при том на колени, отпущения грехов, а одна бомжевавшая неподалёку девица приволокла с собой целую связку иконок, с требованием: немедленно – тут же! – их освятить, за что и обещана была полубутылка водки. Для человека, предпочитающего уединение и покой, вся эта суета-и-околесица оказывалась крайне утомительна. ………. В ту ночь, о которой и пойдёт речь, к моему костерку прибилась компания из трёх человечков: двое юношей и девушка. Все трое были сильно навеселе, и их прямо-таки распирало растолковать мне, что «все попы – мура», что «студенты ТГУ – это круто» и что «самое главное в жизни – как следует оттянуться». Я попросил огонь показать мне моих непрошенных гостей, открыть. …Из истяжно-прозрачной чаши огня смотрели несчастные, осиротевшие сердцем дети… тоскующие… умирающие… Не было в их душах ничего не развороченного, а всё – надкусанно, надломлено, надорвано, и только в самой глубине – очень глубоко – виднелись испуганные бесприютные глазёнки, подёрнутые мутной бирюзовой рябью. — 95 —
|