|
Миша обнял меня, вздохнул и стал вытряхивать из термоса остатки чая. - Заварим свежий, а? - Конечно, заварим. …С мятой? - С мятой! Пока я набирал воду и ставил котелок на угли, - Миша приникал-разговаривал с чаем и листочками мяты: шептал в них, держа в ладонях, легонечко дул. Через какое-то время – чаинки заблестели, став очень похожими на мелкую рыбью чешую. Миша бережно ссыпал их в термос. Мы чаёвничали до семи утра, беседуя о недавних ветрах, о Старом Лесе, в пространство которого вели почти все парковые щёлочки-коридоры. В семь часов, прихватив телогрейку и старенькое одеяло, я отвёл Мишу в заброшенное здание, метрах в двухстах от сторожимого мною кафе. Место понравилось. Мы миновали горки мусора, листы фанеры, стайку линялых плакатов в одном из углов; отгородили лежбище от сквознячка, застелили одеялком… - Ну что, доброго тебе сна, бродяга, не имеющий пенсии… Миша захохотал. - Спасибо, Севонька! Ночью увидимся; я здесь денька на три. …Ты покушать принеси. - Мог бы и не говорить… - Ты картошечки, картошечки принеси, и – маслица, маслица подсолнечного! Ладно? - Принесу. Спи, Миша. Доброго сна. …Хорошо мне с тобой, - спасибо, что появился. ………. Принесённые картошку и салат он лопал с прямо-таки стремительной быстротой, удовольственно принюхиваясь к каждой картофелине; давно ничего не ел, это было очевидно. Еда ему встречалась раз на раз, как придётся. Иногда – Миша тощал до невозможности, но – несмотря на голод – Сила и Жизнерадостность не убывали, нет. Он говорил: «Не покушаешь сейчас – покушаешь потом, ерунда-то какая! А если и потом не получится, то – когда-нибудь; само всё образуется. Тропинки наших нужд мудрее нас, если мы, конечно, не насилуем их избытком своих желаний. Верно?..» Ох, Миша, Миша! Солнышко… ………. …Ночью мы отправились-побрели в Старый Лес. Он принял нас, принял хорошо и охотно… жданно… встречательно… С Мишей всё оказалось куда проще: сразу попали в самое лесосплетение, и – сразу – в гости. — 113 —
|