|
Она побурлила вокруг могучего дерева, - то обмывая, то пачкая его ствол… Вздыбила несколько удивлённых волн… Немножечко потрясла – топоча – земную твердь… И – кажется, улыбнувшись – ушла. Ушла навсегда.» ………. продолжение …Тихонько треснула, а треснув – упала сухая ветка. Трепетнулся лёгкий ветерок. Я посмотрел наверх: небо высветлилось, посвежело; от утренних звёзд, отливающих бледным голубоватым серебром, доносилось ощущение улыбки… скользящих флейтовых нот… И приятно от этого было, и было от этого хорошо, спокойно. Миша, покряхтывая и что-то бормоча, выбрался из кресла; направился к столику с термосом, на ходу оборачиваясь и поглядывая ласково на спящих с открытыми глазами студентов. - Миша, что теперь?.. - Да ничего. Сейчас отправлю их домой, - пусть поваляются в постельках… до вечера. Ну, а с вечера – у них начнётся совсем другое житьё-бытьё. - Какое – «другое»? - В них потеплеет, понимаешь? Они больше не смогут жить с оледеневшими угольками в сердце. Они будут отогреваться, - понемножечку, но всё больше и больше; отогреваться, и – согревать других, тех, кто рядом. Главное было – расшевелить. - Полагаешь, я угадал со сказкой? - Похоже, что так. Миша налил себе чайку, сделал несколько малых глотков, поставил чашку, и – резко развернувшись – хлопнул в ладоши: - По домам, малыши! По домам! Доброго пути! Ночные мои посетители-гостеватели встали; одновременно, быстро, но – с мягкой, даже нежной, плавностью движений. Не говоря друг другу ни слова – направились к выходу из Парка. Я смотрел им вслед и видел синие лучистые искорки, танцующие над их головами… по их плечам… по развороту твёрдо ступающих ног… - Эй, горюн-грустец, где здесь можно поспать? - Ты хочешь спать в Парке? - Ага. Мне нравится это место: оно измученное, но – доброе, приимное. …Небось, зашагивал уже? – видел Старый Лес? - Видел. - Ты – умничка. Вот только затяжелел слишком, обмяк… Да ладно уж, ладно, - не будем об этом! — 112 —
|