Однако, не удалось Ярмиге договорить — в окошке посветлело и на одной из стен загорелось электронное табло: «Внимание — петух!» Ярмига попятился, корежась и гримасничая, и находу теряя свои очертания, обращаясь в бесформенную груду тряпья. В это же время чей-то слабеющий голос тихо просочился в чуткое ухо Николосова с молитвенной просьбой повесить часы на паутину. На сей раз Николосов почему-то доверился ситуации, и часы повесил. Ярмига окончательно превратился в хлам. Петух не пропел, но табличка, мигнув несколько раз напоследок, погасла. Кости, разбросанные по полу, обмякли и преобразовались в веревочные обрезки. Паук стал постепенно таять, и в пространстве обозначились контуры представительной галантовской фигуры. Рядом же стояли, проявившиеся из ниоткуда, Злюкин и Быркина, причем пресс-секретарша оголтело продолжала что-то строчить в своем блокнотике. — Однако... — сказал еще не совсем пришедший в себя Николосов. Талантов же вообще продолжал по паучьи таращить глаза. — Получилось не совсем так, — пробормотал рассеянно специалист, — но что-то получилось. Вы хотели провести время. Вы его и провели. А, может быть, и оно провело вас. Что же вы еще хотите? — Объяснения всему происходящему, — сухо сказал Талантов, полностью восстановивший человеческий облик. — Ну уж, чего не могу, того не могу, — рассмеялся громко и от души специалист, — я сам не до конца разобрался еще. Были какие-то помехи. Но можете считать, что вы участвовали в эксперименте, который сами же и поставили. — Мы еще разберемся, — с нотками угрозы заметил Николосов. — И считать тут нечего. — Что ж, разбирайтесь. Однако, пора расходиться, — тон Злюкина показался несколько грустным. Спорить никто не стал, только Талантов выразил пожелание, чтобы ему вернули часы. И хотя он в них теперь не нуждается, потому что будучи пауком, научился время чувствовать нутром, тем не менее часами он дорожит, так как они представляют собой денежно-вещевую ценность. Чужая же денежно-ве-щевая ценность ему ни к чему, с этими словами он запустил руку в карман и выудил оттуда николосовские часы. И вопросительно посмотрел на Злюкина. — Ну что же, часики ваши в целости и сохранности. Получите, — и Злкжин сделал легкий реверанс, вручая Галантову его денежно-вещевую ценность. Вдруг все замолчали. А вскоре каждый начал ощущать некую неловкость, кроме разве что ретивой пресс-секретарши, увлеченной процессом непрерывного писания. Тогда, наконец, озвучил тишину Николосов: — Однако, есть хочется. Не отправиться ли нам в пирожковую? — 106 —
|