Человеку, в котором заговорил внутренний Макбет, мнится, что он должен вытеснить из себя какие-то свои качества, которые он на данный момент считает не нужными, вредными. Убить их, вытеснить. Но и из бессознательного они будут напоминать ему о себе, как Клавдию напоминали, и в конце концов напомнил Гамлет, убив его самого. Да и напоминало во время представления актеров, показавших сцену убийства Гонзаго. Так и Макбет не будет находить себе покоя, и жена его, которая направляла его к этому убийству, сойдет в конце концов с ума. Это очень глубокие архетипические сюжеты, которые в каждом из нас в том или ином контексте, в большом или малом срабатывают. Когда человек проходит длительный психоаналитический курс, он находит эти сюжеты в себе, когда он поступает подобно Клавдию или Макбету. В каком-то, хотя бы даже небольшом контексте это происходит, или происходило в детстве, или в юном возрасте. Это, повторюсь, такая одержимость Люцифером, которая приводит к поражению. К поражению опять же в том или ином контексте. Но это не значит, что каждое поражение – это поражение навсегда. Это поражение тоже является уроком, может быть скрывающим ещё более глубокие конфликты, и позволяющим погрузиться на ещё большее дно своей души, на ещё больший ад своей души, чтобы выйти оттуда как из чистилища, очищенным и преображенным. Мы не можем сейчас говорить о том, что это абсолютное поражение. Но есть и иной сюжет – его описывает Достоевский. Это убийство Раскольниковым старухи процентщицы. Это тоже вытеснение в тень, потому что наш внутренний раскольников кого-то убивает. Кого же он убивает? Кого же он вытесняет в тень, и к чему это приводит? И какой же все-таки смысл в этой фразе, которая стала для самого Достоевского вечным вопросом, над которым он колебался во всех своих произведениях. И в Братьях Карамазовых, как вершине его творчества, этот вопрос звучит ещё с большим накалом. И во всей его жизни. И он мечется – он не может ответить на этот вопрос. Этот вопрос архетипический. Достоевский лишь озвучил его, потому что он присутствует в той или иной мере в жизни каждого человека: «Тварь я дрожащая или право имею?». Но в чем же смысл этого вопроса? В чем его пафос? Конечно, вопрос опять же окрашен Люцифером. И приводит он через тернии ни к чему иному, как к росту души. Об этом-то роман «Преступление и наказание», название которого мирское: по символической сути там нет ни преступления ни наказания, а есть острый нерв борьбы. Той самой фаустовской борьбы, вызова Богу, и последующий прорыв к постижению своей человеческой природы. Посмотрим, чем же предстают в нашем внутреннем мире герои «Преступления и наказания». — 120 —
|