|
Я мог наблюдать всю картину как бы со стороны, одновременно чувствуя ужас, охвативший меня в трёхлетнем возрасте при виде крупного рыжеватого кота с пустыми глазницами и вспоротым животом. С застывшим оскалом окровавленной пасти кот тихонько раскачивался на собственных кишках, завязанных узлом на ветке дерева. Кричал второй кот, которого, как я понял, через несколько минут ожидала участь первого. Он извивался на земле со связанными лапами. Двое мальчишек лет двенадцати-тринадцати, вооруженные перочинными ножиками, сидели на корточках около него и с торжественной важностью разыгрывали непонятную мне ритуальную церемонию. Один из них был судья. другой—палач. Кота обвиняли в каких-то преступлениях. а потом мальчишки по очереди наносили ему неглубокие, но болезненные раны ножами, и отчаявшееся измученное животное заходилось в крике бессильной тоски и ярости. Эта бессильная ярость кота передалась и мне. Я хотел что-то сделать, закричать, позвать на помощь, броситься на мальчишек и сделать с ними то же самое, что они делали с котом, но я был слишком мал, слаб и испуган. Я по-прежнему стоял неподвижно, почти не дыша, и увлечённые своим занятием мучители меня не замечали. Когда нож вонзился в глазницу кота, мне показалось, что это мои глаза протыкает его окровавленное лезвие, но, по крайней мере, я снова начал ощущать своё тело и наконец смог пошевелиться. Я медленно повернулся и пошёл прочь. Я больше не хотел думать о том, что произошло. Я всё равно не смог бы ничего изменить. Но я твердо знал только одно—я должен стать настолько сильным, чтобы никто и никогда не смог творить при мне несправедливость. Этого я не допущу, и я никогда не допущу, чтобы слабое и безобидное существо сделалось моей жертвой. Видение растаяло. Я открыл глаза и посмотрел на Учителя. Страх и тошнота исчезли. Осталось только усталое безразличие. подобное тому, что появляется после сильного нервного напряжения. — Вот ты и осознал свой внутренний барьер, —сказал Ли. — Теперь всё будет проще. Тебе осталось лишь его преодолеть. —Для этого я должен убить котёнка?—спросил я, взглянув на мешок с затихшим в нем зверьком. Мысль о том. что я буду вынужден убить его, на сей раз не вызвала у меня никаких чувств. Это было бы просто действием, которое я вынужден совершить, ещё одной из вещей, необходимых при обучении воинскому искусству. —Так просто ты не отделаешься, —сказал Ли.—Ты собираешься использовать мыслеобраз отрешённой естественной жестокости, которую ты и так уже достаточно развил. Выло бы бессмысленно приносить в жертву котёнка ради дополнительного подкрепления и без того устойчивого навыка. — 219 —
|