|
Дед хохотал, ходил вокруг Вани Панченко, дергал ус: – Танкист! Это значит… стреляет? – Ого! – Ты на небе, а он на земле? – Во, во! – И в человецех благоволение? – Кому благоволение, а кому – лучше не лезь. Дядя Нечипор вдруг опомнился, с досады оглянулся на хозяина: – Илья! От… смотри ж ты! Мы с тобой говорили, говорили, а про фашистов и не вспомнили! Илья Павлович уже наклонял графинчик над рюмками и добродушно посмеивался: – Это ты, дядя Нечипор, развел канитель: щедривки, звезды разные, нежности, а я про них, проклятых, фашистов этих, всегда помню. У меня и сын, видишь, и гость… в одном направлении. Ну, хлопцы! Без пяти двенадцать. Встретили Новый год, да и как же его не встретить, если он без подделки, по-настоящему новый, как сказал дядя Нечипор после энной рюмки. Он много еще хороших, умных мыслей высказал, потому что понимал, в чем дело: «Елка… это хорошо придумано, а впрочем… допустим, мелочь. Ну, а если мелочь, отдавать ее фашистам или не отдавать?» Бомбардировщик и танкист посмотрели внимательно на елку. Она в эту минуту словно из скромности притаилась в углу комнаты, тихо мерцали свечи, и тихонько поблескивали ее праздничные глаза. Ваня Панченко посмотрел Мите в глаза и засмеялся. Митя положил деду руку на плечо: – Дедушка, милый! Слыхал? Ни одного вершка, а не то что целую елку! А эту елку к тому же мать организовала, к ней, брат… пусть лучше не лезут! Дед замолчал, долго пристально-ласково смотрел на Марину Семеновну, потом сказал ей в утешение: – А косынка? Косынка… она потом пригодится… бывает так, что телеграммы… они не всегда врут, телеграммы. Авторские материалы к повести «Флаги на башнях»Глава «На всю жизнь»Игоря здорово проработали на комсомольском бюро. Сначала он топорщился и угрюмо настаивал на своем, но потом принужден был согласиться: он поступил неосмотрительно, в подобных случаях нельзя выступать партизаном, не поговоривши в бюро, не посоветовавшись с товарищами. Он согласился выступить на общем собрании и сделал это без судорог: – Я погорячился и обидел товарища необоснованным подозрением. Прошу Рыжикова простить меня. Рыжиков ответил с добродушной миной: – Ничего. Я не обижаюсь. Так этот случай разрешился более или менее благополучно. Кражи вдруг прекратились, и многие склонны были объяснить это тем, что Левитин попался и теперь уже красть не будет. Колонисты продолжали свое наступление, но все понимали, что первой бригаде нанесен чувствительный удар, от которого она так скоро оправиться не может. — 333 —
|