– Мама! Привез, смотри, самый лучший друг! Самый лучший! Улыбаясь приветливо, мать подошла к гостю, Митя обнял отца. В дверях комнаты стоял дядя Нечипор и разглаживал усы, приготовляясь к лобзаниям. И только тогда мать спросила: – Митя, а где же эта… где Варя? Не опомнившись еще от тепла и ласки, сын спросил с механическим удивлением, как эхо? – Варя? – Ну да, Варя Панченко? В телеграмме же написано… Митя обалдел на короткое время, округлил глаза, взмахнул рукой. Захохотал и гость, вытаскивая руку из рукава. – Мама! Ваня Панченко! Ваня, а не Варя! Вот это ж он и есть, Ваня Панченко – старший лейтенант и танкист. – А в телеграмме? – Наплевать на телеграмму. Он же живой – Ванька, вы же видите, что это ни в коем случае не может называться Варей. В таких случаях и смеются, и удивляются, и торжествуют долго. И дед Нечипор никак не мог прийти в себя, и все замахивался рукой из-за уха, и приседал от веселья. Илья Павлович моментально вспомнил, что в руках у него штопор и нужно рано или поздно открыть бутылку портвейна. Марина Семеновна смеялась меньше всех, потому что в ее душу налезали всякие мелочи: елка, Дед Мороз, петушок, шарики, свечи и… косынка, ну что ты скажешь, шелковая красная косынка в комоде! Слабым-слабым светлячком промелькнула мысль: может быть, о косынке не вспомнят. Глянула на Илью Павловича: хитро вздрагивает седеющий стриженный ус. Но в этот момент произошло снова неожиданное: Митя с разгона налетел на елку, замер и рот открыл. А потом завертелся по комнате, подхватил мать на руки, и не разберешь, обнимает ее или на руках носит. – Мамка! Это для меня елка? Батько! Красавцы мои! Да как же вас благодарить! Ванька, ты понимаешь, до чего это… ах ты черт, до чего это шикарно! Ванька стоял неподвижно перед елкой и радовался, совершенно забыв, что он танкист и старший лейтенант. Серые Ванькины глаза с откровенной негой переходили от Деда Мороза к черной обезьянке, к желтенькому попугаю, скользили по золоту цепей, искали новое, неожиданно милое среди нарядной тишины ветвей. И дядя Нечипор на свет народился: теперь нужно было видеть все: и елку, и Митю, и Ваню Панченко, – нужно было говорить, вылить чувство, размахнуться молодой душой. Заходил дед, затопал по комнате, ухватил Митю за пояс: – Так это твой друг такой? – Друг, дядя Нечипор, – ответил Митя, просовывая голову к самому стволу елочного дерева, – настоящий, понимаешь, друг. Мне даже сны Ванькины снятся. – Да что ты! – А как же? Ты послушай только, дядя Нечипор: вдруг на тебе! Приснился мне танк. Почему? На каком основании танк? Здоровый такой, с пушками. А потом догадался: это Ванькин сон приснился. — 332 —
|