Несмотря на голодный желудок, Ваня не согласился с бабушкой. Хлеб остался у него в одной руке, а другую руку он поднял к плечу: – Бабушка! Это вовсе не я придумал, а все так говорят. Его глаза загорелись забавной решительностью во что бы то ни стало убедить бабушку. Но бабушка и не спорила. – Так ты пойди. Пойди, голубок, что ж тебе так страдать. А красть ты не умеешь, видно. Правда? Ваня быстро глянул в окно, немного суматошливо нашел правильный ответ и только тогда обратил оживившиеся глаза к бабушке: – Я так думаю, что я сумел бы, только я не хочу красть. Я, понимаете, не хочу. – А ты, что ж… когда-нибудь стащил у кого, что ли? – Нет, еще никогда. – Так, значит, и не умеешь. Какой же там умеешь! Ваня не сдавался, он начал уже и хлебом жестикулировать: – Разве это нужно уметь? Это совсем нельзя сказать «уметь». Если ботинки чистить, так нужно уметь. Бабушка улыбнулась ласково: – Чего это мы разговариваем все? Ты кушай хлеб, кушай. – Я там… в соломе. Там… – Ну, это, как тебе лучше. – До свиданья. – До свиданья. А как же тебя зовут? – Ваня Гальченко. – Ишь ты, фамилия у тебя какая! Гальченко. Ты, Ваня, не бойся. Если не скоро найдешь эту самую колонию, так заходи. Хлеб у нас всегда есть. Мальчики на лежанке зашевелились. Один из них взволнованно забегал глазенками по комнате, бросил наконец свои кубики: – Баба! А почему он такой? Ваня открыл дверь и не слышал, что ответила бабушка на этот важный вопрос. Возле соломы съел Ваня половину хлеба, а вторую половину запрятал. Он не чувствовал себя способным когда-нибудь зайти к бабушке и попросить хлеба. За два дня, истекшие после катастрофы, Ваня обошел весь город, несколько раз заходил на рынок, прохаживался мимо столиков и киосков, в закоулках рынка и на второстепенных улицах он видел просящих старух, калек и детей, и тогда решил, что протягивать руку и просить, как они, долю… он никогда не будет. Все-таки Ваня хотел найти работу. Какая именно должна быть работа, Ваня не знал и даже не думал об этом. Он находил много рабочих мест в запущенных парадных ходах, и кое-как сбитых деревянных пристройках. Прямо на улице сидели сапожники и заливщики галош, в закопченных, покосившихся хибарках стучали жестянщики, арматурщики. Ваня подходил к ним, прислонялся на притолоке – и, постояв, уходил. У всех них был инструмент, у него инструмента не было, и выхода из этого положения он не мог найти! На другой день после знакомства с бабушкой Ваня остаток хлеба тоже поделил на две части, хотя это было трудно сделать. Но впереди все было очень неопределенно, и Ваня не хотел снова два дня голодать. — 338 —
|