|
– Если я тебя в одиночку спрошу, другие скажут: потрафил старому Котлярову. Никто и не поверит, что ты винтовку сдал. Широкий, тяжелый Котляров поворачивал дуло в руках, посматривал на небо: – Беда какая! Скажут! Могут сказать, потрафил, знают, что у нас с тобой отношения. Вот, Семен Максимович, как оно все цепляется. Пошел в Красную гвардию революцию оборонять, а тут выходит экзамен, да еще гляди, чтобы кому не показалось. А надо. Верно, что надо. Тогда я еще помудрю, посижу. Степана позову, пускай он проверку сделает. Он побрел к своему бревну. У других бревен тоже занимались красногвардейцы – по одному, по двое, по трое. – Слушай, Алеша, я вижу, тебе одному трудно. – Степан помогает. Колька Котляров знает винтовку, а по части построения и команды – слаб. – Так. А капитан ни разу не был? – Нет. – Не хочет? – Он – артиллерист. – Артиллерист! Что же, он винтовки не знает? Алеша промолчал. – Завтра Муха приезжает. Важное что-нибудь привезет. А вот этот вопрос мне не нравится. Карабакчеевские ходят? – Двенадцать человек. – Мало. Кто у них старший? – Асейкин. – Конторщик? – Да. – А шпалопропиточные? – Один записался у меня – Груздев. Но… винтовки для него нет. – Винтовки будут, надо полагать. А почему один? Там двести человек работает? Почему один? – Отец… как же я… Я не знаю. Семен Максимович мотнул бородой, жестко посмотрел на Алешу. По привычке Алеша сдвинул каблуки и убрал живот. – Не знаю! Что это за разговор! Имей в виду, Алексей, я тебя учить не буду. Ты учился довольно. Молчание. – В реальном учился. В военном учился. На фронте. Жизнь тоже… – Но отец… здесь же не реальное, и не военное, и не фронт. – Я тебя спрашиваю? Ты мне будешь рассказывать, где реальное, а где завод? Ты почему до сих пор не вошел в партию? Семен Максимович повернулся к Алеше, руки заложил за спину, наклонил голову. Видно было, что он этой позы не оставит, пока не получит ответа. Алеша смотрел на переносье отца, чувствовал, что смотрит глупыми глазами, был рад, что отец этих глупых глаз не видит. – Отец! Семен Максимович его перебил: – Дома тебе некогда сказать, и народ кругом. Ты – человек умный, ученый, и я – не дурак. Был ты больной, другое дело. Теперь ты здоров. Я тебе ни о чем напоминать не буду. Понял? – Понял, отец. – Почему Варавва в партии, а ты нет? Семен Максимович так и не глянул на Алешу, повернулся к небу боком, и Алеша увидел, как на спине сложенные руки шевелят длинными темными пальцами. Алеше вдруг до слез стало жаль отца и захотелось поцеловать эти пальцы. Алеша понял, что отец от него требует. Он быстро шагнул в сторону, вытянулся перед лицом Семена Максимовича, сказал громко, прямо, открыто: — 399 —
|