|
– Смотрите, смотрите, товарищи! Посмотрели и увидели известный всему городу автомобиль и в нем самого Богомола. А рядом с ним полковник Троицкий. Нина сказала с удивлением полустоном, полусмехом: – Господи! Мой попович! А он чего здесь? Капитан, очевидно, забыл о своих вечерних думах и воспоминаниях. Он вытянул вперед голову и даже рот открыл, оживился необычно, зубы у него блеснули. – Войско! Алексей Семенович! Войско! Нельзя было разобрать, пришел ли он в восторг при виде войска, или его слова выражают насмешку. – Войско. А вот и войсковое хозяйство. Медленно, погромыхивая по мостовой, тянулся обоз: кухни, сложный обиходный набор и патронные двуколки. От всего этого на Алешу пахнуло полузабытой тревогой военного движения, но было очень неприятно, что в движении нет никакого военного порядка и четкого напряжения. – Плохое войско, капитан! Интересно, для чего оно нужно Богомолу? – Это солдаты Троицкого? – тихо спросила Нина, провожая отчужденным холодным взглядом проходящих мимо солдат, бородатых, измятых, в бестолковых смушковых шапках, на которых изредка увядали красные банты. От солдат исходил сильный острый дух: запах вагона, грязи, портянок. – Гуськом, уступая дорогу солдатам, стали продвигаться дальше к вокзалу. Капитан снова поднял коробку на плечи и сказал как будто про себя: – Две роты. – Эй, земляк! Демобилизовался? – крикнул, оборачиваясь на ходу, молодой остроносый унтер. – Домой подался? Капитан не успел ответить, оглянулся, но другой, широкоплечий, с большими усами, засмеялся ему в лицо: – У него демобилизация с бабами! Веселое дело! Несколько человек вспыхнули смехом и внимательно присмотрелись к Нине, идущей за капитаном. Пожилой бородач в распахнутой шинели крикнул задорно: – Держись, молодайка, расцалую нечаянно! Другой такой же бородач добродушно отозвался: – Брось ты, не пугай народ! – Да я только расцалую! А? Товарищ, ты не обижайся, я в шутку. Тебе все станется. Хоть ты и хромой, а свое получишь! Алеша ответил в тон: – Доберись до своей и целуй, сколько хочешь! – Доберусь! Эх-ма! Голубчики мои, не по дороге этот город, да к моей милой не по направлению! Последние слова он произнес жалобно-дурашливо. Ему неожиданно ответил размашистый знакомый голос: – Три года ждала, одного дня не дождалася, плакала, рыдала, с другим целовалася! – Степан! Ты чего здесь? О! Да это ж родные мои! Степан из потока прибился к деревянным воротам, потащил Алешу в сторону: — 397 —
|