|
– Ну, хорошо, приезжай через полгода. Только обязательно с георгием. Всетаки серебряная штука. И Семен Максимович обратился к матери и сказал ей серьезно: – Хорошего сына вырастили мы с тобой, мать. Умеет ответить как следует. И мать улыбнулась отцу сквозь слезы, потому что действительно хорошего сына провожала она на войну. На вокзале провожали Алексея Павел и Таня. Павел крепко пожал руку товарища и сказал: – Только одно прошу: вернись оттуда человеком. Таня улыбалась Алексею мужественно, но глаза у нее были печальные, и она все оглядывалась и сдвигала брови. А потом, когда ударил третий звонок, она сказала с горячим смятением: – Дай я тебя поцелую, Алеша! Павел выбежал из вагона, а Таня не прощальным поцелуем поцеловала друга, а с жадным размахом закинула руки на его шею и прижалась к его губам дрожащими горячими губами, потом глянула ему в глаза и шепнула: – Помни: я тебя люблю! 14И снова побежали скучные и тревожные костромские дни – однообразные, как пустыня, и бедственные, как крушение. Уже перестали люди мечтать о мире и перестали говорить о поражениях. Так проходили месяц за месяцем. В начале зимы, когда уже крепко зацепили морозы за декабрьский короткий день, привезли в город Алешу. В здании женской гимназии разместился специальный госпиталь для контуженных. На его крылечко и выходил погуливать Алеша. Ему недавно вынули осколок снаряда из-под колена, и он ловко дрыгал перевязанной ногой, высоко занося костыли из простой сосны. С ним рядом сидели на крылечке, ходили по тротуару, кричали и смеялись контуженные. У Алеши сейчас счастливое детское лицо, но иногда его взгляд останавливается и с напряжением упирается в противоположные дома улицы, что-то старается вспомнить. К нему нарочно выходит и приглядывается молодая пухленькая женщина-врач Надежда Леонидовна, бессильно оглядывается на других больных и говорит: – Что мне с ним делать? Алеша, опираясь на костыли, двигает плечами, топчется на одной ноге, смеется и с усилием говорит: – Аббба! Надежда Леонидовна со слезами смотрит на веселое лицо Алеши, на вздрагивающую мелко и быстро голову, на потертый, изодранный халат: – Милый, что мне с вами делать? Подходит небритый, рыжий больной в таком же халате и помогает врачу, как умеет: – Поручик! Сообразите! Черт его знает! Смеется! Алеша и на него смотрит с улыбкой, но соображает только о чем-то радостном и детском. Он не слышит человеческих слов, он не узнает своего города, он не помнит своей фамилии. Только в одной области он что-то знает и о чем-то помнит. Каждое утро он рассматривает свой старый коричневый френч и на нем защитные погоны, на которых одна настоящая звездочка и две намазанные чернильным карандашом. С такой же любовью он рассматривает и шашку, совершенно новую, с золотым эфесом, с георгиевским черно-желтым темляком. Он счастливо улыбается, глядя на шашку, и любовно говорит: — 287 —
|