Внеземляне идут!

Искусству правильной литературной речи никто Виктора Молчанова не обучал. Говорить ему трудно. Он делает большие паузы в беседе, с натугой подбирает нужные слова, запинается... Толкуя о невероятных событиях в жизни Владимира Прокофьева, я, если помните, охарактеризовал Прокофьева, как человеческий тип, через понятие "простая душа". Так вот, здесь — тот же самый случай.

Около 23 часов 19 апреля Виктор вышел из своей хаты на двор. Он направлялся к деревянной будке туалета, чей слегка покосившийся силуэт маячил в дальнем конце приусадебного участка. В этот исторический в его жизни момент были на нём только трусы и майка, увы, не первой свежести. А на босых ногах — не по размеру большие галоши, шлёпавшие о землю при каждом шаге соскакивающими с пяток задниками. Тропинка, ведущая к месту общественного пользования, вилась по огороду среди грядок, на которых уже дружно взошли лук и редиска, чеснок и укроп. Весна на юге России — дело раннее.

Не успел Молчанов сделать по той тропинке и нескольких шагов, как тут же застыл столбом, пялясь в недоумении перед собой.

Прямо над грядками в метре над землёй, увидел он, висел в воздухе огромный серебристый шар. Но шару параллельно земле тянулась цепочка круглых иллюминаторов, разделявшая его надвое. К будке туалета было не пройти — небесное диво перегораживало дорогу.

Со стороны шара донёсся голос, глухой, "механический":

— Иди сюда.

Молчанов постоял мгновение, переминаясь с ноги на ногу, обдумывая услышанное. А потом, почесав рукой в затылке, проговорил:

— Сейчас оденусь. Потом приду.

— Не надо одеваться, — раздалось в ответ.

Виктор проигнорировал сказанное. Тут, понимаешь ли, мировая сенсация, марсиане прилетели, подумал он, а я перед ними в исподнем стою, грязном и пропотевшем. Это не дело. Надо бы приодеться поприличнее. Рубашечку белую надеть, костюм. Ну, и туфли выходные, само собой.

Он вернулся в дом.

Его жена лежала в это время уже в постели, охваченная полудрёмой. Молчанов подошёл к платяному шкафу, распахнул дверцы и со свойственной ему неторопливостью стал рассматривать висевшие в нём вещи. Он соображал, где, под какой кофточкой жены хоронится на плечиках его лучшая белая сорочка. Озирая содержимое гардероба, Виктор рассеянно пробормотал, обращаясь к супруге:

— Эй, слышишь! Тут, значит, такое дело... Марсиане прилетели.

— Кто?

— Марсиане.

— Откуда?

— А кто их знает. Прилетели, в общем. И всё. На нашем огороде приземлились. Перед сортиром. Хочешь пойти посмотреть?

— Перед сортиром, говоришь?

— Ага.

Жена Виктора завозилась на постели, отворачиваясь лицом к стене.