|
Если ты дашь проявиться тому, что есть в тебе, То, чему ты дашь проявиться, спасет тебя. Если ты не даешь проявиться тому, что есть в тебе, То, чему ты не даешь проявиться, разрушит тебя. Евангелие от Фомы Путешествие героя начинается с призыва к приключениям, который может принять многие формы. В шаманизме такой призыв приходит наиболее часто в юности, либо в годы ранней зрелости. Будущего шамана можно узнать по необычным переживаниям или поведению, которые понимаются как знаки, подаваемые зовущими духами. Иногда индивидуумы сами избирают себе эту профессию. Случается и так, что выбор падает на ребенка шамана еще при рождении - для продолжения семейной традиции. Если решено, что родившийся ребенок будет шаманом, на него, его семью и всю общину ложится огромная ответственность. Соответствующие ритуалы и табу должны соблюдаться до мельчайших деталей, причем их строгость может быть очень болезненной. Кнуд Расмуссен, чье описание шаманов американских и игуликских эскимосов уже стало классическим, отметил, что "отношение ко всем приготовлениям настолько серьезное, что некоторые родители еще до рождения будущего шамана заранее накладывают на себя особенно строгие и обременительные запреты, готовясь к этому событию. Таким ребенком был Ауа; вот его история. ... "Моя мать начала соблюдать строгую диету, а также некоторые тяжелые правила и запреты. Например, если она съедала часть моржа, тогда этот морж становился табу для всех остальных (то же самое с тюленем и карибу). Она должна была иметь специальную посуду, из которой больше никому не позволялось есть. Женщинам нельзя было навещать ее, это могли делать только мужчины. Моя одежда была особого покроя, с мехом, ворсинки которого были направлены перпендикулярно к телу, не вверх и не вниз. Так я жил в хижине, не ведая о той заботе, которой меня окружали. Целый год моей матери пришлось жить со мной в полном уединении, нарушаемом иногда приходами отца. Он был великий охотник и все время проводил на охоте, но, несмотря на это, ему запрещалось точить свои собственные ножи; когда он однажды сделал это, его руки опухли, а я заболел. Через год после моего рождения у нас в хижине было разрешено поселиться еще одной женщине; ей приходилось быть очень осторожной: каждый раз, когда она выходила, она должна была накинуть на голову капюшон, быть обутой без носков и высоко поднимать в одной руке полы своей шубы. Наконец я достаточно подрос, чтобы отправиться со взрослыми мужчинами на охоту на тюленей. Когда я загарпунил своего первого тюленя, мой отец, обнаженный по пояс, лег на лед, а тюленя, еще живого, перетащили через его спину. Tолько мужчины могли есть мою добычу, причем нужно было съесть все. Шкура и голова были оставлены на льду, чтобы я позже мог поймать такого же тюленя снова. Tри дня и три ночи мужчинам, евшим моего тюленя, нельзя было охотиться и вообще выполнять какую-либо работу. Даже когда я уже долгое время был женат, моя первая добыча по-прежнему оставалась запретной темой. — 54 —
|