Но все напрасно. Солнце периодически вырывалось из облаков и выплескивало на меня свою жизнерадостность. Хотелось летать и прыгать… … Я нарушила все. Не хотелось молчать, не хотелось заставлять себя размышлять о страданиях. И я не стала себя “насиловать”. В теле была легкость, в мозгах – тоже… … Мы с Тамарой поднимались в горы по крутым откосам, восхищаясь их величием и …жизнерадостностью. Ущелье, куда мы поднялись, было похоже на арену огромного цирка. Мы пытались запечатлеть эту красоту на фотопленку, и эта красота – стройная, величественная и сияющая переполняла нас. Мы кричали, и эхо восторженно раскатывалось по вершинам, мы пели мантры, и горы торжественно - радостно нам подпевали. … Так прошло часа три, и в этом сияющем торжестве мы спустились к Катуни. Перед нами раскинулся песчаный берег неописуемой красоты. Холодная вода обожгла раскаленное тело, и появилось намерение к осмыслению дня. Но этому намерению суждено было осуществиться только глубоким вечером. … Резкий контраст в ощущениях и в сознании. Все, что происходило дальше, как будто бы было не со мной или не с нами. Я как будто наблюдала со стороны за собой и Томой; она мыслила трезво, в отличие от меня – безумной. И я очень благодарна ей за присутствие рядом и за поддержку в те ужасные часы страха, отчаяния и безрассудства. … Тамара медитировала. Подул ветер, и у меня внезапно появилась мысль развести костер. Место не оставляло сомнений. Как потом выяснилось, оно оказалось на границе двух пространств. …Я шагнула в лес за дровами и больно наступила босой ногой на шишку. С этой болью в теле появилось ощущение далекого страха далекого детства, не моего, но очень похоже на то, как когда-то в детстве читаешь страшную книжку про войну… Я увидела забор из длинного бревна на рогатинах. Мелькнула мысль “как в гестапо”, внутри все задрожало, в висках – пульсировало. С каждым шагом дрожь и пульсация усиливались. Можно было развернуться и пойти назад – эта мысль слабо пробивалась сквозь пульс. Но меня … вело. Метров через тридцать я остановилась как вкопанная перед кругом, выложенным из камней (радиусом примерно два метра). Внутри круга из таких же булыжников выложена фашистская свастика. Некоторое время я тупо туда смотрела, затем окрикнула Тамару – и … шагнула в круг. Издалека прорвался голос Тамары: “Это не твое. Не ходи в чужое пространство”. Я вышла из круга и оглянулась. Железные перекладины, на которые натягивался тент, и висящий гонг отпечатались в зрачках как виселица. И я пошла туда. Страх нарастал, … а перед глазами был хорошо оборудованный и еще “теплый” лагерь странных “туристов”, выполнявших “страшные” ритуалы. Стол, лавки, кострище еще слегка дымило, дрова, умывальник, под тентом куст с привязанными веревочками – их 11. У дерева 11 посохов, самый толстый из них – с привязанным деревянным подсвечником и искореженным нагаром от свечи… — 66 —
|