|
Вы утверждаете, что мало таких областей науки, с которыми вы не были бы более или менее знакомы, и что вы верите в то, что приносите немало добра, достигнув положения, позволяющего творить его, в результате долгих лет изучения. Несомненно, это так. Но позвольте мне еще более четко обрисовать вам разницу между методами физической (именуемой точной — зачастую лишь из комплимента) и метафизической науки. Последняя, истинность которой, как вам известно, не может быть удостоверена перед разнородной аудиторией, отнесена м-ром Тиндалем к области поэтического вымысла. С другой стороны, реалистическая наука фактов крайне прозаична. Так вот, для нас, скромных и безвестных филантропов, любой факт любой из этих наук представляет интерес лишь в той степени, в какой он может иметь нравственные следствия, и пропорционально его полезности для человечества. И что может быть еще более безразличным ко всем и вся, или более связанным единственно с эгоистической потребностью своего успеха, чем эта, пребывающая в своей гордой изоляции, материалистическая и реалистическая наука фактов? Потому не могу ли я спросить... что общего законы Фарадея, Тиндаля или других имеют с филантропией в своем абстрактном отношении к человечеству, рассматриваемому как разумное целое? Какое им дело до Человека, как отдельного атома этого великого и гармоничного целого, хотя иногда они и могут приносить ему практическую пользу? Космическая энергия есть нечто вечное и непреходящее, материя неразрушима, — и на этом держатся научные факты. Усомнитесь в них — и вы неуч, невежда; отриньте их — и вы опасный душевнобольной фанатик; осмельтесь вносить усовершенствования в эти теории — и вы дерзкий шарлатан. И тем не менее даже эти научные факты никогда не давали миру экспериментаторов никаких доказательств того, что Природа сознательно предпочитает, чтобы материя скорее была неразрушимой в органических, чем в неорганических формах и что она медленно, но непрестанно продвигается к осуществлению этой цели — постепенному развитию сознательной жизни из инертного вещества. Отсюда — их неведение относительно рассеивания и затвердевания космической энергии в ее метафизических аспектах, их расхождения относительно теорий Дарвина, неуверенность насчет степени сознательной жизни в отдельных элементах, и как неизбежное следствие — презрительное отрицание любого явления, выходящего за ими самими установленные рамки, и самой идеи о существовании в скрытых уголках Природы миров полуразумных действующих сил, если и не сил, наделенных интеллектом. — 244 —
|