|
на бесконечные силы разума. Конфликт, спор этих начал в человеке, символически вы-раженный Гёте в образах бога и дьявола, рождает новую трактовку шаляпинского Мефистофеля. Потусторонность его стала очень относительной. Он существует в самом человеке. "Мефистофель,- писал Шаляпин,- символ земных дел, людских страстей, человеческих достоинств и недостатков". Он яв-ляется не чем иным, как "частицей души Фауста, его таинственным alter ego. И не только Фауста. Ведь и в молитве Маргариты мы слышим отголосок скорбных и тяжких человеческих переживаний и страстей". "Уже в первой картине, в лаборатории Фауста,продолжает Шаляпин,-он с самого начала находится на сцене. По мере того как жажда земных наслаждений овладевает душой Фауста, Мефистофель выступает на первый план... Но Фауст вовсе не потрясен встречей с Мефистофелем. Он не страшится его, так как издавна несет в себе его дух. Ведь он сам его вызывал напряжением своей воли, страстной, томительной тоской. Все произошло так, как бывает в случаях раздвоения личности, о которых можно прочитать много интересного в специальной медицинской литературе". "Она (эта концепция.-В. Д.) объясняет загадку человека, в душе которого борются светлые и темные силы, человека, колеблющегося между противоположными полюсами доброде-тели и порока". Темная сторона человеческой души вырастает в фантастическое существо, получившее право доказать свое господство над человеком. Создавая образ Мефистофеля, Шаляпин должен был про-никнуться безграничным презрением к человеку. Люди с вершины его воображаемого сатанинского величия должны были казаться ему — 252 —
|