Эта ситуация характеризуется центробежными тенденциями, то есть работа, проделанная социологами, устремляется либо в одном, либо в другом направлении, а в результате социология не занимается именно тем предметом, для изучения которого она, собственно, и создавалась и который находится в ее компетенции, —обобщением конкретной социальной реальности. Требование Маннгейма о «диагностике времени» осталось невыполненным. Никлас Луман указал на то, что перетолкование времени в движение (замена схемы мышления «прошлое/будущее» на схему «раньше/позже») привело к тому, что современное общество не выработало понятия современности. Бруно Латур в своей книге «Мы никогда не были совре- 661 Социология: история и современность менными» рассматривает всю концепцию современности (модерна) как ошибочную. «Никто и никогда не был современным. Современность никогда не начиналась. Современный мир никогда не существовал. .. Мы обнаруживаем, что никогда не начинали вступать в новую эру. Поэтому теории постмодернистов всегда звучат несколько нелепо; они утверждают, что пришли вслед за временем, которое никогда не начиналось» (Latour, 1993,47).1 Латур также затрагивает вопрос о времени, являющийся центральным пунктом большинства социологических проблем. Существует лишь несколько примеров социологических теорий, которые не отрицали свою историчность, а делали ее своей основой; к ним, насколько нам известно, можно отнести анализ американской системы власти у Ч.Райта Мил-лса, теорию олигархии Роберта Михельса, «Придворное общество» и «Цивилизационный процесс» Элиаса. Напротив, нам не хотелось бы приводить в качестве примера социологию религии и господства Вебсра, а также «Различия» («La Distinction») Бурдье, поскольку «проблемы перевода», которые затрагивают как всемирно-исторические перспективы, так и теоретический инструментарий, полученный на основании анализа другого общества, рассматриваются совершенно недостаточно; то же, естественно, относится и к бесчисленным сравнениям культур со структурно-функциональным обоснованием, которые являются вовсе не сравнением, а упражнениями по применению некоего теоретического кода. Если бы мы считали историчность социологии само собой разумеющейся, мы могли бы субъективное происхождение и историческое обоснование понятий, теорий и методов, с которыми мы подходим к социальной действительности и «производим» ее, поставить в диалогические отношения с самой этой действительностью и тем самым добиться того, — 425 —
|