глыба. Как его зажжешь, как понесешь? Да и какой первым зажигать? Кругом тишина- Сладкая дрема смежает веки. Вон петух на башне складывает крылья. засыпает. Камни мостовой в темноте похожи на серых кошек, что приткнулись друг к другу мордами, и тоже засыпают. «Да ведь тут ночью никто не ходит, - думает молодой сторож, - ни к чему дорогу освещать». Он спрятал в карман свои янтари, положил голову на третий фонарь дай уснул. Проснулся он, когда солнце поднялось высоко. Слышит - под головой птички чирикают. Вот те на! Во все три фонаря воробьи набились. В третьем уже и гнездо сладили, полный фонарь птенцов вывели. И все это за одну короткую летнюю ночь. Молодой сторож вытряхнул из фонарей непрошеных жильцов: шу! шу! Негодники! И коря себя зато, что в первую же ночь уснул на работе, побежал к реке умываться. Глянул в воду, а на него из реки будто старший брат смотрит: волосы с проседью, борода поседела, лоб избороздили морщины. - Чего, ночной сторож, дивишься, ты же молодость свою проспал! Ты позабыл, что тебе старый сторож наказывал... ?* Негодует река, и голос ее суров, как зимний ветер. - Нет, нет, это не я, - испуганно твердит сторож. - Еще вчера волосы мои были светлые, как приморская полевица. Еще вчера в руках моих была стальная сила, и в сердце радость бурлила так же, как ты, Даугава, в половодье. А тот, кого в зеркале своем кажешь, почти совсем седой... - Не хвались вчерашним днем, ночной сторож! Лучше поторапливайся, может, еще успеешь за оставшийся срок людям добро сделать. Острая боль пронзила грудь ночного сторожа. Тяжко и горько было у него на душе. В тот же вечер он засветил первые два фонаря. А третий не тронул. Ведь в глазах его еще хватало света, чтобы отличить верного друга от неверного. А свет в зажженных фонарях был чудесным, ярким. Слепил своим сиянием, веселил душу. Видел бы тот старик сторож, какие широкие желтые снопы света тянутся по всей улочке. Долго, долго бродил ночной сторож, разыскивая старика, но так и не нашел его. Только у какого-то дома, в нише, увидел он статую. Широкий плащ, шляпа с большими полями, а в руках крохотный фонарик. Ночной сторож поднял оба фонаря, и когда их яркий свет упал на каменное лицо статуи, ему почудилось, что на нем мелькнула улыбка. Медленной поступью пошел он дальше по узеньким улочкам. Приветливым эхом вторили его шагам камни мостовой. Много раз клялся он себе, что больше никогда не уснет на ночной своей работе. Должно быть, и Даугава услышала его клятвы, ведь голос ее зазвучал теперь куда спокойнее. Случалось ему видеть на улицах запоздалых прохожих, но он ни с кем не заговаривал, а радиво приглядывал за своими фонарями. В каждом как яркое желтое солнышко светился янтарь. Вдруг ночную тишину Нарушил чей-то радостный молодой голое: — 122 —
|