|
Она медленно отняла руку от лица. Он увидел ее щеку, совсем мокрую, слезнику, готовую скатиться с ресницы. Он взял ее руку, сжал ее. — О! Как бы я хотел выпить ваши слезы! Она сказала тихим, упавшим голосом, похожим на стон: — Пощадите меня… Я погибла! Он едва удержался от улыбки. Что мог он с нею сделать в этом месте? Он прижал к сердцу ее руку и спросил: — Слышите, как оно бьется? — потому что весь запас его страстных излияний иссяк. В течение нескольких секунд мерные шаги прогуливавшегося господина все приближались. Он обошел все алтари и уже, по крайней мере, во второй раз спускался по маленькому правому приделу. Услышав, что он уже совсем близко от скрывавшей ее колонны, г-жа Вальтер вырвала у Жоржа руку и снова закрыла лицо. Теперь они оба стояли неподвижно, коленопреклоненные, как будто вместе возносили к небу пламенные мольбы. Полный господин прошел недалеко от них, бросил на них равнодушный взгляд и направился к выходу, продолжая держать шляпу за спиной. Дю Ру а, думавший о том, как бы добиться свидания где-нибудь в другом месте, не в церкви, — прошептал: — Где я вас увижу завтра? Она не отвечала. Она казалась застывшей, превратившейся в статую, олицетворяющую молитву. Он продолжал: — Хотите, встретимся завтра в парке Монсо? Она повернулась к нему и открыла лицо, смертельно бледное, искаженное ужасным страданием, и сказала прерывистым голосом: — Оставьте меня… Оставьте меня теперь… уйдите… уйдите… на пять минут… Я слишком страдаю в вашем присутствии… я хочу молиться… и не могу… Уйдите… Дайте мне помолиться… одной… пять минут… Я не могу… дайте мне умолить бога, чтобы он меня простил… чтобы он меня спас… Оставьте меня на пять минут… У нее был такой взволнованный вид, такое страдальческое лицо, что, не говоря ни слова, он встал, потом, после минутного колебания, спросил: — Можно мне вернуться через несколько минут? Она утвердительно кивнула головой, и он направился к клиросу. Тогда она попыталась молиться. Она сделала невероятное усилие, чтобы призвать к себе бога, и, трепеща всем телом, не помня себя, воскликнула, обращаясь к небу: — Помилуй меня! Она яростно сжимала веки, чтобы не видеть больше того, кто только что ушел. Она гнала от себя мысль о нем, она боролась с ним, но вместо небесного видения, которого жаждало ее измученное сердце, перед ее взором продолжали стоять закрученные усы молодого человека. В течение уже года она днем и ночью боролась с этим все возраставшим искушением, с этим образом, который неотступно преследовал ее, который завладел ее мечтами и телом, который смущал ее сон. Она чувствовала себя пойманной, как зверь в тенетах, — связанной, брошенной в объятия этого самца, победившего, покорившего ее одним только цветом своих глаз и пушистыми усами. — 384 —
|