|
Он вернулся домой в прекрасном настроении духа. Мадлена ожидала его в гостиной. — У меня есть новости, — сказала она. — Дела в Марокко осложняются. Вполне возможно, что Франция пошлет туда через несколько месяцев экспедицию. Во всяком случае, этим собираются воспользоваться для свержения министерства, и Ларош не уступит случая захватить портфель министра иностранных дел. Дю Руа, желая подразнить жену, притворился, что ничему не верит; они не будут настолько глупы, чтобы снова повторить тунисскую чепуху. Она нетерпеливо пожала плечами. — Я тебе говорю, что это так, я тебе говорю, что это так. Ты, значит, не понимаешь, что для них это серьезный денежный вопрос. Теперь, мой милый, разбираясь в политических комбинациях, следует говорить «не ищите женщину», а «ищите выгоды». Желая ее позлить, он с презрительным видом произнес: «Ба!» Она вспылила: — Знаешь, ты так же глуп, как Форестье. Она хотела его уязвить и ожидала, что он рассердится, но он улыбнулся и ответил: — Как этот рогоносец Форестье? Это ошеломило ее, и она прошептала; — О! Жорж! С дерзким и насмешливым видом он продолжал: — А что? Разве ты не призналась мне тогда вечером, что Форестье был рогоносцем? И тоном искреннего сожаления он добавил: — Бедный малый! Мадлена повернулась к нему спиной, не удостоив его ответом, потом, с минуту помолчав, сказала: — Во вторник у нас будут гости: госпожа Ларош-Матье приедет обедать с виконтессой де Персемюр. Пригласи, пожалуйста, Риваля и Норбера де Варенна. Я буду завтра у госпожи Вальтер и у госпожи де Марель. Может быть, приедет также госпожа Рисолен. С некоторого времени она создавала себе связи в обществе, пользуясь политическим влиянием мужа, чтобы тем или иным способом привлечь в свой дом жен сенаторов и депутатов, нуждавшихся в поддержке «Vie Fran?aise». Дю Ру а ответил: — Отлично, я беру на себя пригласить Риваля и Норбера. Он потирал руки от удовольствия: он нашел хорошее средство, чтобы изводить жену и удовлетворять ту глухую злобу, ту смутную и грызущую ревность, которая зародилась в нем во время прогулки по Булонскому лесу. Отныне, говоря о Форестье, он решил всегда прибавлять к его имени эпитет «рогоносец». Он чувствовал, что в конце концов это должно взбесить Мадлену. В продолжение вечера он нашел случай раз десять упомянуть с добродушной иронией об этом «рогоносце Форестье». Он уже не сердился на покойного, он мстил за него. Жена притворялась, что не слышит, и сидела против него улыбающаяся и равнодушная. — 377 —
|