|
С этого момента в газете началась искусная и яростная кампания против существующего министерства. Нападение, всегда очень ловкое и основанное на фактах, — то в ироническом, то в серьезном, то в злобном тоне, — наносило удары с уверенностью и упорством, поражавшими всех. Другие газеты постоянно цитировали «Vie Fran?aise», приводили из нес целые выдержки, и люди, стоявшие у власти, осведомлялись, нельзя ли при помощи префектуры заткнуть рот этому ожесточенному неизвестному врагу. Дю Руа приобрел известность в политическом мире. Рост своего влияния он чувствовал по тому, как ему пожимали руку и как перед ним снимали шляпу. Жена не отставала от него, — она восхищала и изумляла его изобретательностью своего ума, искусством добывать сведения и обширным кругом своих знакомств. Возвращаясь домой, он постоянно находил у себя в гостиной то какого-нибудь сенатора, то депутата, то судью, то генерала, обращавшихся с Мадленой, на правах старых знакомых, дружески-непринужденно, но с оттенком почтительности. Где она познакомилась со всеми этими людьми? В обществе, — говорила она. Но каким образом сумела она завоевать их доверие и симпатию? Этого он попять не мог. «Из нее вышел бы великолепный дипломат» — думал он. Она часто опаздывала к обеду, вбегала запыхавшись, красная, возбужденная, и, не успев даже снять шляпы, говорила: — Ну, сегодня у меня есть для тебя кое-что. Представь себе, — министр юстиции назначил судьями двух лиц, участвовавших в смешанных комиссиях[41]. Мы ему зададим такую головомойку, что он долго будет помнить. И министру устраивали головомойку — одну, другую, третью. Депутат Ларош-Матье, обедавший у них по вторникам, после графа де Водрека, начинавшего неделю, крепко пожимал руки обоим супругам, выражая бурную радость. Он беспрестанно повторял: «Черт возьми! Какая кампания! Неужели мы после этого не победим?» Он надеялся добиться портфеля министра иностранных дел, на который он давно уж метил. Это был одни из тех политических деятелей, у которых нет определенной физиономии, нет убеждений, нет выдающихся способностей, нет смелости и нет серьезных знаний; провинциальный адвокат и лев, он искусно лавировал между враждующими партиями, представляя собою нечто вроде республиканского иезуита и либерального гриба сомнительного качества, какие сотнями вырастают на навозе всеобщего избирательного нрава. Своим дешевым макиавеллизмом он снискал популярность среди своих коллег, среди тех деклассированных и отверженных людей, которых делают депутатами. Он обладал довольно приличной внешностью, был достаточно благовоспитан, развязен и любезен, чтобы рассчитывать на удачу. В обществе — в смешанной, подозрительной и малокультурной среде государственных деятелей того времени — он пользовался успехом. — 360 —
|