На другой день горничная разбудила их, как только пробило восемь часов. Когда они выпили по чашке чая, который им подали на ночной столик, Дюруа посмотрел на жену и внезапно, с радостным порывом счастливца, нашедшего сокровище, заключил ее в свои объятия, шепча: — Моя маленькая Мад, я чувствую, что очень люблю тебя… очень… очень… Она улыбалась доверчивой и довольной улыбкой и, возвращая ему поцелуи, сказала: — И я тоже… мне кажется… Но его смущал предстоявший визит к родителям. Он уже много говорил с женой по этому поводу, подготовляя ее. Все же он счел нужным предупредить ее еще раз: — Понимаешь, это крестьяне, настоящие крестьяне, а не такие, каких изображают в оперетке. Она засмеялась: — Знаю. Ты мне уже достаточно говорил об этом. Ну, вставай и не мешай мне тоже вставать. Он вскочил с постели и сказал, надевая носки: — Нам будет очень неудобно у стариков, очень неудобно. В моей комнате стоит только одна старая кровать с соломенным тюфяком. В Кантеле не подозревают о существовании волосяных матрасов. Она пришла в восторг: — Тем лучше. Так приятно провести бессонную ночь… рядом… рядом с тобой… и быть разбуженной пением петухов. Она надела свой пеньюар, свободный белый фланелевый пеньюар, который Дюруа тотчас же узнал, и при виде его им овладело неприятное чувство. Почему? Он отлично знал, что у его жены была целая дюжина таких утренних платьев. Не могла же она уничтожить весь свой гардероб и приобрести новый! И все-таки ему не хотелось, чтобы ее домашнее платье, чтобы ее ночное белье — белье любви — было тем же, что при жизни другого. Ему казалось, что мягкая, теплая ткань сохранила еще следы прикосновений Форестье. Он подошел к окну и закурил папиросу. Вид порта и широкой реки, покрытой легкими мачтовыми судами и приземистыми пароходами, которые с шумом разгружались на пристанях при помощи журавлей, взволновал его, хотя все это было ему хорошо знакомо. Он вскричал: — Черт возьми! Как это красиво! Мадлена подбежала к окну и, положив обе руки на плечо мужа, доверчиво склонившись к нему, остановилась и в восторге, пораженная, повторяя: — Как это прекрасно! Как это прекрасно! Я и не знала, что на реке может быть столько судов! Через час они выехали, потому что должны были завтракать у стариков, которые были предупреждены за несколько дней. Ветхий открытый экипаж потащил их, дребезжа, словно медный котел. Они проехали вдоль длинного унылого бульвара, миновали луга, по которым струилась речка, и поехали дальше в гору. Утомленная Мадлена дремала под горячей лаской солнца, восхитительно пригревшего ее в уголке старого экипажа; она чувствовала себя, как в теплой ванне из света и воздуха полей. — 351 —
|