Вдали, на ярком фоне неба, замыкая горизонт с другой стороны залива и возвышаясь над молом и башней, вырисовывалась длинная цепь голубоватых гор, образуя причудливую, очаровательную линию вершин, угловатых, круглых или остроконечных, которая заканчивалась большой пирамидальной горой, окупавшей свое подножие в открытое море. Г-жа Форестье указала на нее: — Это Эстерель. Небо за темными вершинами было красного, золотисто-кровавого цвета, который трудно было вынести глазу. Дюруа невольно проникся величием догоравшего для. Он прошептал, не находя более красноречивого эпитета для выражения своего восхищения: — О, это поразительно! Форестье повернул голову к жене и попросил: — Дай мне немного подышать воздухом. Она ответила: — Будь осторожен, уже поздно. Солнце садится, ты простудишься; а ты знаешь, что это значит в твоем состоянии. Он сделал правой рукой слабое судорожное движение, по которому можно было догадаться, что он хотел сжать кулак, и прошептал с гневной гримасой умирающего, обнаружившей топкость его губ, худобу щек и всего тела: — Я тебе говорю, что я задыхаюсь. Не все ли тебе равно, умру я днем раньше или днем позже, раз я уже приговорен? Она широко распахнула окно. Воздух, проникший в комнату, подействовал на всех троих, как неожиданная ласка. Это был мягкий, теплый, нежный ветерок, напоенный опьяняющим благоуханьем цветов и кустов, росших на этом склоне. В нем можно было различить сильный запах смолы и терпкий аромат эвкалиптов. Форестье жадно вбирал воздух своим отрывистым, лихорадочным дыханием. Он вцепился ногтями в ручки кресла и сказал свистящим, злобным топотом: — Затвори окно. Мне больно от этого. Я предпочел бы издохнуть где-нибудь в подвале. Его жена медленно закрыла окно, потом стала смотреть вдаль, прильнув лбом к стеклу. Дюруа чувствовал себя неловко; ему хотелось поболтать с больным, успокоить его. Но он не мог придумать ничего утешительного. Он пробормотал: — Значит, тебе не лучше с тех пор, как ты здесь? Форестье пожал плечами негодующе и нетерпеливо: — Как видишь, — и снова опустил голову. Дюруа продолжал: — Черт возьми! Здесь необыкновенно хорошо по сравнению с Парижем. Там еще настоящая зима. Идет снег, град, дождь, и так темно, что приходится зажигать лампу уже в три часа дня. Форестье спросил: — Что нового в редакции? — Нового ничего. Пока вместо тебя временно пригласили маленького Лакрена из «Vоltаirе», но он не годится, — слишком неопытен. Пора уж тебе возвращаться. — 329 —
|