Русские руны

Странное дело — в Институте истории материальной культуры работали люди, которые помнили и В.А. Городцова, и Д.Я. Самоквасова, и почему-то они не только позволили опубликовать подобную статью, искажающую взгляды этих дореволюционных археологов, но и никак не поправили молодого исследователя, явно перегнувшего палку. Почему? Ответ тут может быть только один, и он явно лежит на поверхности: потому что он был советским археологом, а они — дореволюционными. Ведь по большому счету, чем длиннее во времени прошлое России, чем оно богаче и культурнее, тем созвучнее с ним история Рюриковичей-Романовых, и тем более краткой и простой выглядит история Советской власти. Программа "ликбезов" — это советская программа приобщения к грамотности миллионов неграмотных людей; если спроецировать неграмотность в прошлое, то получилось бы, что чем древнее, тем неграмотнее было население. Если же в системе знаков, напоминающие письмо, усмотреть подлинную русскую или славянскую письменность, то получится, что процент грамотных людей в древности был выше, чем в недалеком прошлом. А это уже попахивает идеологической диверсией. Не могла Советская власть быть хоть в чем-то хуже власти великокняжеской.

На эту тему можно было бы высказываться довольно долго, однако небольшой объем данной главы не позволяет давать развернутый комментарий.

Гипотеза Е.М. Эпштейна. После войны ситуация изменилась. Славянские страны теперь входили в число стран народной демократии социалистической ориентации, так что слово «славянский» вышло из опалы. Интересы славян требовали научного изучения, и в 1948 году был основан Инстатут славяноведения системы РАН. Теперь не было большой опасности говорить и о каком-то самобытном письме Руси.

В 1947 г. Е.М. Эпштейн собрал наиболее яркие примеры существования письменности в средневековой Руси и поместил в своей статье образцы начертания надписи эль Недима, надписи из Алеканова и черниговской надписи Самоквасова. Перейдя к более подробному анализу надписи из Алеканова, Е.М. Эпштейн писал: «Отсутствие повторяющихся знаков можно отнести за счет того, что письмо могло быть слоговым, где каждый рисунок мог быть слогом или даже словом» (Эпштейн 1947, с. 25). По сути дела, это допущение означало, что славянское письмо было слоговым или даже иероглифическим. Эта мысль, конечно, в то время казалась не просто странной, но даже дикой. Что же касается Эпштейна, то он постарался также указать на существование и других загадочных надписей, кроме тех, изображения которых он воспроизвел; он приводит указания на надписи Маяцкого городища (там же, с. 26) и на надписи на баклажке из Новочеркасского музея (там же, с. 26), которые, однако, относились не к славянской, а к хазарской письменности; ряд эпиграфистов воспользовались этой «наводкой», но получили псевдодешифровку. Далее этот исследователь указывает на надписи на камне, найденном Раммелем близ Словенска на Донце и на надписи у входа в пещеру в окрестностях города Рыльска (там же, с. 26); поскольку при этом отсутствуют ссылки на соответствующую библиографию, нам упомянутые изображения найти в литературе не удалось. Не удалось нам обнаружить в литературе и «найденные в тверских курганах медные бляхи с непонятными значками, явно не орнаментального характера, по-видимому, буквами», о которых писал A.B. Арциховский (там же, с. 25); то есть саму работу Арциховского найти удалось вместе с этими словами, а изображений блях - нет.