Русские руны

Последующие события. К сожалению, качество дешифровки было весьма невысоким, поскольку она производилась на основе совсем не славянской письменности, и это осознавали многие заинтересованные лица. Постепенно, однако, интерес к неразгаданному единичному примеру угас. Даже то, что Ф.Н. Глинка в том же 1836 году, когда были опубликованы исследования Френа, нашел 4 камня в Тверской Карелии с неизвестными письменами (Глинка 1836), не изменило ситуации. Археологи в XIX веке продолжали находить камни с неизвестными надписями, но хранили об этом молчание. Наконец, А. Котляревскому (Kotljarevski 1871) пришла в голову гениальная мысль: объявить все нечитаемые надписи... знаками собственности! Как известно, подтвердить право собственности на определенную вещь можно любым знаком, и простым, и сложным, и «буквообразным», и даже таким, где символов очень много и они вполне могут сойти за надпись неизвестной письменностью. Такой подход снимал с археологов необходимость если уж не читать надпись, то хотя бы говорить о наличии таковой и о возможном типе письменности. Теперь можно было, так сказать, на законных основаниях игнорировать даже очень явные надписи, процедив сквозь зубы: «данный археологический памятник имеет буквообразные знаки собственности». И всё!

Надпись на горшке и черепках из Алеканова. Раскапывая село Але-каново Рязанской губернии осенью 1897 года, дюны «Могилки», В.А. Го-родцов обнаружил керамический сосуд со знаками, опоясывающими его по окружности, рис. 112 а (Городцов 1897, с. 385), а через год нашел еще два черепка со знаками, рис 112 б (Городцов 1898, с. 371). В.А. Городцов датировал находку X-XI веком и обратил внимание на надписи, насчитав 14 знаков.

«Судя по размещению этих точек между другими знаками, - полагал археолог, - их легко принять за знаки препинания и сблизить с двоеточиями скандинавских рун, имеющими назначение отделять одно слово от другого. Вполне похожими по начертанию с рунами оказались и еще 2 знака (lu 12), равные «а» и «ч». Но на этом сходство прекращалось; остальные 9 знаков не имели ничего общего со скандинавскими рунами, а 2 из них (1 и 7) своей формою походили скорее на идеограммы или особые знаки, родственные клеймам, какие можно видеть на актах XVIII столетия, подписанных самоедами, а также в древних родовых клеймах скандинавов, изображенных в одном из сочинений Гильдебранда. С последними наши знаки имели больше сходства, так как одинаково с ними состояли из крестов со многими перекрестиями. Более отдаленную аналогию им можно указать в знаках, помещенных на монетах первых русских князей: Владимира, Святослава и Ярослава, в особенности в знаках Святополка. В этих знаках мы также находим разветвления и крестообразные пересечения одной из ветвей. Таким образом, выходило, что знаки алекановского сосуда отчасти походили на руны и отчасти на родовые клейма. Не имея ни достаточной подготовки, ни необходимых научных пособий, мне поневоле пришлось прекратить дальнейшее исследование знаков и обратиться за помощью к нескольким русским археологам. В настоящее время мною получен ответ от В.И. Сизова, по мнению которого знаки на исследуемом сосуде принадлежат к родовым клеймам, употреблявшимся у разных народов как знаки собственности. Уважаемому археологу самому удалось встретить подобные знаки на изгороди старинного латышского кладбища, но в заключение он прибавляет, что разбор этих знаков требует времени» (Городцов 1897, с. 389-390). Как видим, Городцов пытался прочитать эти знаки сам, но колебался между пониманием их как рун, как самоедских клейм, как русских княжеских знаков и как знаков собственности.