|
Возможно, в основу этого постановления лети предложения того же Макария и его окружения; отметим, однако, что о сверке с греческими списками в постановлении даже не упоминается. И, скорее всего, как сторонники, так и противники исправления книг хорошо понимали невыполнимость постановления собора. Всем было ясно, что в обычном случае ни'прото- поп, ни благочинный не в состоянии самолично решить вопрос об исправности или неисправности той или иной книги или о сверке ее с «добрым переводом». Да и где было взять достаточное количество исправных книг для сверки? В послесловии к печатному изданию Апостола 1564 г. упоминается, что когда для новопостроенных церквей в Москве и в других русских городах, а особенно в недавно присоединенном городе Казани и казанской земле понадобились богослужебные книги, и царь Иван Васильевич «повеле святые книги на торжищах купова- ти и в святых церквах полагаги, Псалтыри, Евангелия и Апостолы и прочая святая книги, в них же мали обре- тошася потребни, прочии же вси растлени от препису- ющих ненаученых сущих и не-искуссных в разуме, ово же и неисправлением пишущих». Но, ставя на соборе 1551 г. вопрос о неисправном состоянии «святых» книг, царь Иван Васильевич, митрополит Макарий и те, кто придерживались их взглядов, как кажется, преследовали еще и щ>угую цель. Исследователи давно обратили внимание на то, что ни в вопросах царя собору, ни в постановлениях Стоглава не получила никакого отражения возможность унифицировать богослужебную литературу — введением книгопечатания. Еще в конце XV в. в Кракове существовала типография некоего Феоля, где печатались богослужебные книги на славянском языке. Почти в те же годы началось печатание славянских книг в Венеции и Черногории. В начале XVI в. Франциск С Корина издал библию на белорусском языке. Печатные книги, несомненно, давно проникали в Россию и не только на славянском языке, но и на латинском, греческом — последние, может быть, еще раньше, чем славянские. Создатели Геннадиевского свода, как уже упоминалось, использовали наряду с рукописными материалами и печатные — латинскую Вульгату, немецкую библию. Если Россия до середины XVI в. не имела книгопечатания, то это следует объяснить, прежде всего, сопротивлением консервативно настроенных слоев духовенства, а также «приверженных к древнеписьменным книгам» из мирян. Здесь уместно вспомнить, как Ф. Энгельс объяснял первоначально отрицательное отношение церковников к книгопечатанию. Изготовление рукописных книг в средние века было, как правило, делом духовного сословия. С изобретением типографского станка дело это перешло в руки государства или частных лиц: «В результате изобретения книгопечатания и роста потребностей все более расширяющейся торговли,— писал Энгельс,— оно (духовенство) лишилось монополии не только на чтение и письмо, но и на более высокие ступени образования». Следует учитывать также, что для определенных слоев духовенства переписывание книг было источником дохода, а не только «душеспасительным» занятием. Наконец, существовала еще одна причина настороженного и подозрительного отношения «охранителей» к печатным книгам: в ряде славянских изданий, проникавших в Россию с Запада, можно было усмотреть католические и протестантские влияния. Есть сведения, что Франциск Скорина сам (или кто-то другой по его поручению) в 20-е годы XVI в. посетил Москву и привез с собой изданные на «русском» языке книги Священного писания. Но в — 58 —
|