|
Еще в 1551 г., уже после смерти ненавидевшего его Василия III и восшествия на престол Ивана IV, Максима Грека направили в Троицкую лавру, уже не в заключение, а «на покой». Он был допущен новым митрополитом Макарием к причастию, но, по существу, и в это время находился под своего рода домашним арестом. Много раз Максим обращался к духовным властям, даже к царю, с просьбой отпустить его на Афон. Не раз ходатайствовали об этом и восточные патриархи. Но все напрасно. Опальный богослов умер в 1556 г. в той же Троицкой лавре. И все же в последние годы жизни в положении Максима Грека произошли существенные изменения. Он неустанно продолжал создавать одно сочинение за другим, опровергая попутно выдвинутые против него обвинения; слава и авторитет его растут, произведения его читает все более широкий круг читателей, высоко оценивает их митрополит Макарий, с которым Максим вступает в переписку, а царь Иван IV навещает его в келье Троицкой лавры. В адресованных царю посланиях константинопольского патриарха Дионисия и александрийского Иоакима содержится полное оправдание ' Максима от возведенного на него обвинения в ереси, а патриарх Иоаким в весьма резком тоне объявил осуждение Максима «дьявольским действом» и «кознями злых человеков». В 1552 г. Максим Грек сделал новый перевод Псалтыри с греческого, причем на этот раз без всяких толкований. Он сделал это по просьбе своего ученика Нила Курлятева, смущенного темнотою перевода, принятого церковью, и обилием в нем непонятных для русского человека южнославянских слов и выражений. В предисловии к новой Псалтыри Нил писал, что к тому времени Максим Грек успел обучить его, Нила, греческому языку и письму, так что он был в состоянии сам переписать Псалтырь по-гречески, а Максим со своей стороны уже «познал наш язык довольно и известно и весьма разумно», настолько, что смог продиктовать ему, Нилу, перевод псалмов по-славянски. А он, Нил, записывал «так, как стоит в греческом, все по порядку, прямо и без украшения». По поводу этого перевода И. Е. Евсеев отмечает: «Труд Максима состоял в упрощении славянского текста Псалтыри и в его приближении к тогдашнему виду языка». Максим Грек сделал шаг вперед в деле книжного исправления. И позднейшие исправители не могли не посчитаться с его трудами. По-видимому, совсем не случаен тот факт, что первые московские печатники, в том числе Иван Федоров, вначале печатали как раз те книги, которые правил Максим Грек (Псалтырь, Апостол и др.). А между тем уже в самом начале деятельности Максима Грека по исправлению священных книг к ней относились по-разному даже его ближайшие сотрудники и близкие к нему люди. На соборе при допросе переписчик Михаил Медоварцев показал: «Мне, господине, Максим велел загладити. И аз, господине, стал гладити, да загладил две строки, а вперед гладити посумнелся есьми. И яз рек Максиму: «Не могу, господине, заглаживати, дрожь мя великая поймала и ужас на меня напал». Не следует видеть в словах Медоварцева только преувеличение или желание угодить судьям. Так, вероятно, многие относились ко внесению изменений в «божественные» книги. — 55 —
|