|
Все наше существо противится смерти, воспринимает ее как нечто ужасное, как абсолютное зло по отношению к человеку, как нечто прямо противоположное жизни и свободе. Вот что писал по этому поводу Н. Бердяев: «Природа прежде всего для меня противоположна свободе, порядок природы отличается от порядка свободы. Личность есть восстание человека против рабства у природы… Жизнь есть величайшее благо, дарованное Творцом. Смерть есть же величайшее и последнее зло». Природа наделила человека разумом, в результате он пришел к осознанию смерти и стал несчастнее не осознающих свою смертность «бессловесных тварей». Русский философ Евгений Трубецкой, пересказывая воззрения атеистов, писал: «Страдание и смерть — вот в чем наиболее очевидные доказательства царствующей в мире бессмыслицы. Порочный круг этой жизни есть именно круг страдания, смерти неправды». Выход из этого круга он видел в принятии христианских ценностей. А если отказаться от веры в Бога? Тогда остается вспомнить слова Достоевского, сказанные устами Черта из видения Ивана Карамазова: «О, я люблю мечты пылких, молодых, трепещущих жаждой жизни друзей моих! «Там новые люди», решил ты еще прошлою весной, сюда собираясь, «они полагают разрушить все и начать с антропофагии». - Глупцы, меня не спросились! По-моему и разрушать ничего не надо, а надо всего только разрушить в человечестве идею о боге, вот с чего надо приняться за дело! С этого, с этого надобно начинать, - о слепцы, ничего не понимающие! Раз человечество отречется поголовно от бога (а я верю, что этот период, параллельно геологическим периодам, совершится), то само собою, без антропофагии, падет всё прежнее мировоззрение и, главное, вся прежняя нравственность, и наступит всё новое. Люди совокупятся, чтобы взять от жизни все, что она может дать, но непременно для счастия и радости в одном только здешнем мире. Человек возвеличится духом божеской, титанической гордости и явится человеко-бог. Ежечасно побеждая уже без границ природу, волею своею и наукой, человек тем самым ежечасно будет ощущать наслаждение столь высокое, что оно заменит ему все прежние упования наслаждений небесных. Всякий узнает, что он смертен весь, без воскресения, и примет смерть гордо и спокойно, как бог. Он из гордости поймет, что ему нечего роптать за то, что жизнь есть мгновение, и возлюбит брата своего уже безо всякой мзды. Любовь будет удовлетворять лишь мгновению жизни, но одно уже сознание ее мгновенности усилит огонь ее настолько, насколько прежде расплывалась она в упованиях на любовь загробную и бесконечную... ну и прочее, и прочее, в том же роде. Премило! — 408 —
|