И все-таки случился прокол. Да еще там, где я его не ожидал: я завалил сессию. Экзамены перенесли на осень, и мне пришлось все лето зубрить. Родители, не зная подлинной истории, меня жалели, шепотом ругая извергов-преподавателей, которые даже летом не дают студентам отдохнуть. Я врал, что все нормально, что я читаю дополнительную литературу и хочу быть в следующем году первым студентом если не курса, то хотя бы группы. Предки ходили на цыпочках и смотрели телевизор в наушниках, одних на двоих. Осенью я отделался от долгов. Преподаватели после летнего отпуска были полны сил и энергии и гоняли меня по предметам, как фашисты партизана по минному полю. Я справился. Начался новый семестр, все шло хорошо, но какое-то томление одолевало меня. Мне чего-то хотелось, а чего — непонятно. Я раздваивался. Я припоминал свой богатый сексуальный опыт и пытался сравнивать мужчин и женщин. И я не мог сделать выбор! Мне казалось, что если я возобновлю отношения с мужчинами, то предам самого себя как личность. Если же я начну вновь отношения с женщинами — я недополучу для себя что-то очень важное в физическом и эмоциональном плане. Я пошел к психологу. Психолог оказался теткой возраста моей матери, такой же рыхлой и грузной. Волосы она зачесывала назад и заматывала в пучок, и я удивился, что таких берут в психологи. В моем представлении психолог — это энергия, молодость, радость плюс умение помочь другому человеку. Я скептически посмотрел тетке прямо в глаза — она не отвела взгляда. Так я впервые влюбился... Я задавал себе вопросы: отчего люди влюбляются? Вспоминал: «Любовь зла, полюбишь и...» Я пытался реа- 40 билитировать себя в своих глазах размышлениями о харизме, обаянии, свойственных некоторым людям вне зависимости от их возраста и внешности... Я хотел видеть ее чаще, чем один час в неделю. Мне катастрофически не хватало этого часа, вернее это был даже не час, а 50— 55 минут... Я ходил к ней на встречи: она меня слушала, я задавал вопросы, мне хотелось услышать ее мнение, услышать ее голос. Я выворачивал себя наизнанку и ждал ее реакции: брезгует она мной или нет, осуждает или нет? Она не брезговала и не осуждала. Она... задавала вопросы, свои обычные вопросы: «А ты как думаешь? А ты как чувствуешь?» Я не знал, как мне можно себя чувствовать «здесь и теперь», что позволительно, а что — нет: у меня не было подобного опыта выражения в словах самого себя. Я не знал, что мне о себе думать в новой ситуации... Я начал изучать себя, свой внутренний мир, прислушиваться к своим «хочу— не хочу». Я хотел доказать ей, что я способный ученик, что я умный, аналитичный. Мне хотелось Ее одобрения. — 28 —
|