|
Конечно, эти рассуждения возникают в моем сознании лишь сейчас, так как в те дни я еще ничего не знал о психоанализе и, следовательно, не мог предпринимать никаких попыток интерпретации. Но одно было совершенно ясно для меня уже и тогда: мои усилия забыть любовь к Терезе могли быть успешны лишь в том случае, если бы я был убежден, что все мои старания ее завоевать были с самого начала обречены на неудачу. Казалось бы, совершенно невинное письмо Терезы, выразившей мне свои соболезнования, подорвало эту уверенность. Если она решила написать мне первой, значит, я не был для нее так безразличен, как мне это казалось. Кроме этого, у меня возникло ощущение, что ее решимость отказаться от любви не была столь непоколебима, как представлялось до сих пор. Более того, мои страстные ухаживания, возможно, льстили ее самолюбию, и она получала от них нечто вроде нарциссического удовлетворения. При подобных обстоятельствах у меня, казалось, не хватит решимости сопротивляться своему желанию вновь ее завоевать. Сейчас мне предстояло принять решение. Тереза все же пришла ко мне, но, может быть, лишь потому, что я думал задержаться в Мюнхене всего на несколько дней. Если бы мне предстояло остаться на более продолжительный срок, то, вероятно, следовало бы ожидать нового сопротивления с ее стороны. Память о том лете в санатории и обо всем, через что мне пришлось тогда пройти, была еще слишком свежа во мне для того, чтобы быть готовым идти на риск. С другой стороны, если бы я последовал совету профессора Крапелина и поехал в Гейдельбергский санаторий, то несомненно возникла бы аналогичная ситуация, так как я чувствовал бы себя там совершенно одиноким и снова попытался бы сблизиться с Терезой. При подобных обстоятельствах у меня не было иного выбора, как снова вернуться в Россию. Когда я уезжал из Одессы, у меня было весело и легко на сердце; сейчас я отправлялся домой несчастным и потерявшим надежду. На обратном пути я вновь провел несколько дней в Вене. Раздираемый сомнениями и тоской по Терезе, я бесцельно бродил по венским улицам, не подозревая о том, что в этом же самом городе, через пятнадцать месяцев я начну мой психоанализ у профессора Фрейда. Остаток путешествия домой я размышлял над ситуацией, в которой вдруг так неожиданно оказался и которая представлялась мне столь запутанной и неразрешимой. Вернувшись в Одессу, я рассказал матери о своем неудачном путешествии в Мюнхен и отчаянном эмоциональном состоянии. Мы долго размышляли над тем, какие шаги можно было бы нам еще предпринять, и наконец у мамы возникла идея проконсультироваться в Берлине у доктора X., который сопровождал меня когда-то в поездке из Санкт-Петербурга в Мюнхен. Я принял это предложение в основном потому, что оно приближало меня к Терезе, но также и потому, что был рад вырваться из нашего дома, который после смерти сестры и отца казался мрачным и опустошенным. Кроме того, мне нравилась перспектива путешествовать в этот раз не в одиночестве, а в обществе моей матери, тети Евгении, а также в сопровождении П. Предложение матери было принято доктором X., и вскоре мы уже встретились с ним в Берлине. — 58 —
|