Своим увлечением живописью я заразил даже П., который, следуя моему примеру, также взялся за кисть, хотя никогда прежде не рисовал и не писал. Мы выходили уже вместе, и П., сидя рядом со мной, пытался в меру своих возможностей воспроизвести раскрывающийся перед нами пейзаж. Тем временем пришла прекрасная южная русская осень, с ее тлеющими тонами и теплым, насыщенным цветом. Я, безусловно, стремился извлечь из такого благоприятного для живописи сезона как можно больше. В связи с этим после отъезда из имения моей матери и всех остальных мы с П. еще надолго задержались в деревне. Однако когда незаметно подкралась поздняя осень (вначале — совсем неощутимо, а затем — уже бесспорно), когда начались дожди и пейзаж стал серым и пасмурным, нам не оставалось ничего другого, как оставить имение и вернуться в город. Здесь я показал мои пейзажи нескольким знакомым художникам. Они отозвались о моих работах достаточно положительно и посоветовали мне представить несколько моих полотен на рассмотрение жюри выставки Союза южно-русских художников, которая должна была вскоре открыться. Представленные мною картины были приняты и положительно оценены. Я радовался этому неожиданному успеху, но вдруг с возвращением в город моя страсть к живописи самым странным образом исчезла. Что могло бы быть более логичным в то время, как не решение полностью посвятить себя живописи? В то же время я настолько привык к живописи на пленэре {plein-air), что работа в закрытой мастерской показалась мне неинтересной. Возможно, чувства, испытываемые мною тогда, можно было сравнить с ощущениями доктора Живаго, который, как говорил Пастернак, считал, что искусство в качестве профессии столь же немыслимо, как профессиональная веселость или профессиональная меланхолия. У меня не возникало никакого желания и возобновить мои занятия юриспруденцией. Таким образом, я совершенно не знал, что мне с собой делать. Я ломал над этим голову до тех пор, пока не нашел, по моему мнению, правильного ответа. Я решил последовать ранее данному совету отца, что я уже однажды сделал не очень удачно, а именно - поехать в Мюнхен и проконсультироваться у профессора Крапелина. Это странное решение казалось мне оправданным, так как я уже перенес несколько тяжелых депрессий и считал, что в моем случае имеет место наследственное заболевание и, следовательно, я не должен доверять временному улучшению своего состояния. Итак, я обязан направить все мои усилия на предупреждение грядущих срывов. Естественно, я не мог и предположить, что профессор Крапелин вновь порекомендует мне санаторий возле Мюнхена, так как ему было известно о моей любовной связи с Терезой. Следовательно, я рассчитывал всего лишь на кратковременное пребывание в этом городе. Я планировал по возможности встречаться с Терезой, но лишь эпизодически, так как был убежден, что моя любовь к ней уже принадлежит прошлому и что наши встречи не представляют для меня никакой опасности. — 56 —
|