Семинары книга 20. Еще

В этом смысле Другой остается в теории Фрейда — хотя кое-какой шаг вперед сделать можно — неразрешенной проблемой. Проблема эта звучит в поставленном Фрейдом вопросе Чего хочет женщина?, где женщина выступает как эквивалент истины. Так что эквивалентность, о которой только что говорил я, имеет под собой основание.

Понятно ли вам теперь, почему так полезно начать с ве­ревочных колечек? Ведь кольцо являет собой преимущест­венный образ Одного — в том смысле, что содержит он в себе лишь дыру. Вот, кстати, почему так трудно изготовить настоящее веревочное колечко. То, которым я пользуюсь -в сущности, миф, потому что замкнутых веревочных колец никто не изготовляет.

Хорошо, скажете вы, но к чему борромеев узел? Отвечу: он дает нам наглядное представление об очень распростра­ненной для объяснения работы языка метафоре — метафо­ре цепочки.

Обратите внимание, что в отличие от веревочных ко­лечек, элементы цепи можно изготовить. Как это делается, нетрудно себе представить: металлическая нить сгибает­ся, после чего концы ее спаиваются. Все не так просто, ко­нечно, и чтобы модель эта отражала использование языка

152

Жак Лакан

Ещё: глава X

адекватно, нужно предусмотреть в цепи звенья, которые соединялись бы с другим, отдаленным от него звеном, пос­редством двух-трех промежуточных, не принадлежащих главной цепочке звеньев. Важно также понять, почему фра­за имеет конечную длительность. Никакая метафора этому объяснения не дает.

Хотите, я приведу пример, который покажет вам, каким образом цепочка сложенных вдвое и вложенных друг в дру­га колец — цепочка, рассыпающаяся, как только мы одно из них разрезаем — может нам послужить? Вспомните обрыв­ки галлюцинаторных фраз, которые слышатся в одиночес­тве Шреберу: Nun will ich mich... сейчас я... Или: Sie sollen namlich... вы должны, собственно... В этих прерванных фразах, названных мною сообщениями о коде, нечто существенное остается невысказанным. Здесь налицо стремление к фра­зе, неважно какой именно, где единственное недостающее звено рассыпало бы остальные, изымало их из Одного. Лучшего способа объяснить, как работает язык математи­ки, мы предложить не можем.

Математический язык имеет то свойство, что все выска­зываемые на нем — не в виде устного комментария, а пос­редством манипулирования буковками — положения свя­заны между собой так, что стоит одному из них оказаться несостоятельным, как все остальные не то что теряют цен­ность — они просто рассыпаются. Вот почему борромеев узел представляет собой лучшую метафору того, что мы происходим не из чего иного, как из Одного.