|
С тех пор времена изменились, и мы знаем, что эстетическая восприимчивость как таковая не является хорошей или плохой, здоровой или больной. Она может быть достоинством или недостатком, ужасным препятствием или блестящим преимуществом для ее носителя. И никто не считает больше, что искусство или эстетическая позиция могут быть определены только как манерность или вычурность. В своих лучших сторонах она открывает своим последователям не только искусство, но также и творческое изобилие в выражении жизнеутверждающих чувств, как у художников, или архитекторов, или музыкантов в те великие периоды, когда эстетическая ценность была еще вполне признанной частью культуры. Но выражение судьбы в эстетической позиции недостаточно. Так что позвольте снова углубиться в этот аспект. Мы попытаемся продемонстрировать правильное место для нее в спектре культуры. В предыдущей работе я попытался показать, что художник лучше всего познает себя через эстетическую позицию, и именно поэтому их стремление реализоваться в творчестве идет не только из бессознательного, как заявляют многие практики глубинной психологии, но также в результате сознательного волеизъявления и выбора [47]. Художественная работа — не только спонтанный продукт бессознательного. Это видно даже в работах, где присутствие некоторого архетипического содержания является чем-то само собой разумеющимся. Каждый художник чувствует, что его работа успешна при союзе вдохновения с профессиональными навыками. Например, мы давно знаем, что личные воспоминания и размышления не станут частью искусства литературы, пока писатели не смогут перевести их в форму внеличностнрй истории со всем, что подразумевается под художественным выбором вспоминаемых вещей. Если бы Пруст в «Воспоминаниях о прошлом» просто перечислил фактические события своего детства, они сложились бы в картину сильной привязанности к матери и нарциссизма. Его прекрасная работа преодолевает невротические блоки, идущие из сравнительно раннего периода жизни. Вместо демонстрации размышлений хронического астматика, он вырывается из своей закупоренной комнаты к чистому золоту искусства. Даже если автор оставляет в стороне свою собственную личную историю жизни, сознательный выбор все еще имеет место. При погружении в глубинное бессознательное, как делал Джойс в «Пробуждении Финнегана», мы могли бы допустить, что автор отвергает нормальное культурное сознание ради хаоса необузданных эмоциональных сил. Но это не так. Джойс балансирует свое осозна-вание глубинного бессознательного сознательной целью, которую он уже ясно заявил в «Портрете художника». Его автобиографический герой Стефан Дедал (имя, комбинирующее христианского святого Св. Стефана с легендарным греческим мастером и изобретателем — 33 —
|